Так что в подъезд дома, где находилась квартира циркача, я входил со хлюпающими стельками и не менее хлюпающим носом.
— Ты это, когда к себе вернёшься — попей чего-нибудь горяченького, а то не ровён час — заболеешь! Скажут, что я тебя нарочно застудил, — усмехнулся Савиных.
— Не заболею! А если и скрутит, так у меня жена — медик, быстро на ноги поставит, — похвастался я.
— Медик, говоришь, — задумался он. — А работу себе хоть нашла?
— Не успела пока. Мы ж в городе всего ничего. Недели не будет.
— Тогда я поспрашаю по знакомым. Если ничего не путаю, в хирургическое отделение военного госпиталя нужна медсестра. Она у тебя как — крови не боится?
— Чего она точно не боится — так это крови!
— Вот чудно. Считай, что работу мы ей по профессии нашли! — довольно изрёк Савиных, плотно вошедший в роль моего покровителя.
Циркач встретил нас в полосатом купальном костюме, который делал его похожим на зебру. Лицо у мужчины было потным, через плечо перекинуто полотенце. Где-то в глубине квартиры играл граммофон.
Увидев наши удостоверения и постановление на обыск, циркач удивлённо поднял выщипанные брови.
— Простите, товарищи, это, наверное, какое-то недоразумение… Я совершенно не понимаю цели вашего визита.
— Всё просто, гражданин Фарини или как вас правильно по паспорту? — прищурился Савиных.
— Фролов Антон Павлович.
— Почти как Чехов, — удовлетворённо отметил Савиных. — Поступила информация, что вы собираетесь на зарубежные гастроли.
Фарини-Фролов кивнул.
— Так и есть. Об этом писали все одесские и не только одесские газеты! Шутка ли — наше выступление было отмечено иностранными антрепренёрами и всю нашу труппу приглашают выступить в Румынии и Франции. Это настоящий прорыв для советского цирка, товарищи!
— А ещё есть сведения, что вы намерены контрабандным путём вывезти за пределы страны крупную партию золотых украшений, — продолжил Савиных. — Позвольте пройти…
Не дожидаясь разрешения, он протиснулся мимо здоровенного циркача.
— Гриша, а ты чего застрял? Заходи!
Я развёл руками и, отодвинув Фролова, вошёл внутрь.
Тот покорно вздохнул и захлопнул за нами дверь.
Первое, на что я обратил внимание, когда вошёл в гостиную — два массивных чемодана.
— Закончили собираться, гражданин Фролов?
— Закончил. Наша труппа завтра уже отбывает в Москву, а оттуда в Париж. Билеты куплены заранее.
— Позволите? — Я склонился над одним из чемоданов.
Он был закрыт на замок.
— Попрошу ключик.
— Я буду жаловаться директору цирка! Он хорошо знает товарища Луначарского! — помрачнел циркач.
— Ну что ж, друзья и знакомые у вашего директора — что надо. А ключик я всё-таки попрошу, — настойчиво повторил я.
Получив ключ, открыл замок. Внутри чемодана ничего криминального не было, я проверил так же насчёт двойного дна и потайных отделений. И снова нулевой результат.
Савиных, который занимался вторым чемоданом, тоже с сожалением закрыл его и поставил на место.
— Ничего…
— Пусто…
— Товарищи, уверяю вас: меня кто-то оболгал! — заявил Фролов. — Вот увидите, никакого золота у меня и в помине нет! Да и откуда ж ему было б взяться⁈ Я — сам пролетарий из трудовой семьи…
Обыск занял у нас не один час. Мы проверили всё, что только можно, перевернули вверх дном содержимое шкафов, взламывали паркет в подозрительных местах, простукивали стены.
— Нет тут ни хрена! — сквозь зубы проскрипел Роман. — Похоже надули нашего Кабанова, в уши насвистели…
— Может быть, может быть, — задумчиво протянул я.
Ещё немного, и я, пожалуй бы согласился с коллегой и наставником, но потом мой взгляд упал на гирю, почему-то стоявшую отдельно от помоста, на котором циркач тренировался и тягал тяжести.
— Это что?
— Гиря. Разве вы не видите? — с напряжением в голосе сказал циркач.
— А почему она в сторонке стоит?
— Это цирковой инвентарь. Мы везём его с собой за границу.
— Понятно.
Я подошел к гире поближе, взялся за ручку и… едва не надорвался.
Роман хмыкнул.
— Что, Гриша, тяжело? Тогда в цирке тебе не выступать, как гражданину Фролову…
— Тяжело, Рома! — признался я. — Очень тяжело… Если мне не изменяет склероз, золото где-то раза в три тяжелее железа, и эта с виду пудовая гиря — не может столько весить.
Я посмотрел на побледневшего циркача.