— И в итоге докатился до грабежа?
— Я играю на лучших чувствах людей и предлагаю им делиться со страждущими. Кому-то могут не нравиться мои методы, но они воспитывают человека будущего: абсолютно бескорыстного и готового помогать ближнему своему. Личное имущество сковывает нас, не даёт идти вперёд, — не поворачиваясь, подвёл «философскую базу» Анархист.
— Круто! Будешь следователю излагать — заслушается.
— Революция ещё не до конца выжгла в людях мещанство. Потребуются годы, чтобы в стране появилось общество, не заражённое буржуазной бациллой.
— Побереги красноречие для суда. Оно тебе ещё пригодится. Вы недавно раздели женщину, сняли с неё пальто и драгоценности. Где они?
— За беседкой в кустах лежит узел. Все вещи в нём.
— Пошли, посмотрим.
Бандит не обманул, в указанном месте действительно лежал довольно тяжёлый узел: видимо, улов этой ночью у Анархиста и его подельников выдался богатый.
Я заставил одного из них тащить узел на себе, для этого пришлось развязать его руки.
Троица шла впереди, я держался в нескольких метрах сзади, не убирая револьвер.
— Григорий! — подбежала к нам соседка.
— Анна Эммануиловна, я же просил вас держаться возле входа!
— Мне стало страшно… Не за себя, за вас! Я не выдержала и пошла за вами.
— Пожалуйста, больше так не поступайте. Делайте то, что сказали.
— Больше не буду! Честное слово!
— Хорошо. Находитесь возле меня и не вздумайте оказаться между мной и ими, — показал я на бандитов.
— Вы всё-таки арестовали их! — ликующе произнесла соседка. — Какой же вы молодец, Гриша!
— Это моя работа, Анна Эммануиловна.
— Куда вы их ведёте? На расстрел?
Я улыбнулся.
— Военный коммунизм закончился, Анна Эммануиловна. Я отведу их в уголовный розыск, посажу в камеру. Потом будет суд.
— А потом их расстреляют? — продолжила настаивать на высшей мере социального наказания соседка.
— Это уже как решит суд. Всё будет по закону. Но, думаю, ставить к стенке не будут. Сядут в тюрьму и точка.
— Плохие у нас законы, — вздохнула она.
На полпути нам всё же удалось поймать повозку и уже добраться до ней в угро.
Когда я ввёл трёх арестованных, дежурный с трудом оторвал голову от столешницы. Мы его разбудили, и теперь он никак не мог сфокусировать на нас мутный взгляд.
— Вот, принимай, — показал я на бандитов.
Дежурный отчаянно заморгал.
— Бодров, какого хрена? Кого ты сюда притащил?
— Эти трое разбойничали в Александровском парке. Несколько часов назад они ограбили гражданку… — Тут я вспомнил, что не знаю фамилию соседки, и она пришла мне на помощь.
— Коцюбенко. Анна Эммануиловна Коцюбенко. Может, вы меня помните? Я когда-то пела в театре…
— Не помню, — недовольно пробурчал дежурный. — Я в театры не хожу.
— И очень зря! — укоризненно покачала головой женщина.
— Короче, они ограбили гражданку Коцюбенко. Она обратилась ко мне, я отправился в парк, где застукал всю троицу и взял с поличным.
Я поставил перед дежурным узел с награбленным.
— Что здесь?
— То, что они сняли с жертв. Думаю, завтра можно поднять заявления по грабежам. Возможно, кто-то опознает свои вещи. Принимай по описи.
— Хорошо, — кивнул он. — А этих трёх в камеру?
— Да. Вот у него, — кивнул я на Анархиста, — при себе были документы на имя Бориса Мозера. Похоже, настоящие.
— Я же сказал: я слишком дорожу памятью отца! — тут же проявился он. — Никто и никогда не заставит меня сменить фамилию.
— Заткнись! — грозно посмотрел на него дежурный.
Он перевёл взгляд на меня.
— Значит так, Бодров. Ты завтра работаешь или выходной?
— Работаю.
— Тогда езжай домой. Я определю этих в камеры, запишу у гражданки Коцюбенко адрес.
— Зачем вам мой адрес? — удивилась Анна Эммануиловна.
— Как зачем? Чтобы вызвать вас повесткой для дачи показаний.
— Хорошо.
Дежурный снова заговорил со мной:
— Утром вызову следователя, ты ему всё расскажешь, подкрепишь показания уликами, — он кивнул на узел. — Короче, как обычно.
— Договорились. Тогда ты пока записывай адрес Анны Эммануиловны — если что, мы с ней соседи, а я к себе в кабинет схожу.
— Лады. Вот ключ от него.
— Спасибо.
В отделе я открыл сейф и положил в него удостоверения и оружие Чупахина и Малинкина. Не хватало ещё держать их при себе.