– Причина смерти – механическая асфиксия, – буркнул он и брезгливо стянул резиновые перчатки. – Об этом свидетельствуют синюшность и одутловатость лица, мелкоточечные кровоизлияния в склеру и конъюнктивы глазных яблок, ущемление кончика языка между зубами. В средней и нижней части шеи – имеются две странгуляционные борозды – след от предмета, которым была задушена потерпевшая. Смерть наступила не более пяти часов назад.
Сухая терминология всегда раздражала Парамонова, но он не посмел прервать Игнатия Петровича. Оперативники во многом зависели от экспертов, особенно от медиков. Ведь после осмотра места происшествия убитую предстояло везти в специально выделенный базовый морг, где Скиндер должен был проводить вскрытие. Непредсказуемый Игнатий Петрович при малейшем изменении настроения мог запросто отказаться проводить вскрытие немедленно, сославшись на усталость. И был бы абсолютно прав, потому как заниматься вскрытием в пять часов утра мог только фанатик своего дела. Проще было бы отложить экспертизу до понедельника, но такой поворот событий шел вразрез с планами майора. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как слушать медика и периодически кивать в ответ. Проще говоря, открыто подлизываться.
Все изложенные Скиндером сведения Парамонов мог прочитать в протоколе. Однако он молча кивал и слушал, слушал и кивал, так как обычно в конце монолога Игнатий Петрович делал весьма неординарные выводы. Ради пользы дела можно было и потерпеть.
Только один раз майор решился перебить медика:
– Как вы считаете, Игнатий Петрович, потерпевшую убили здесь, в этих кустах? Или в другом месте?
– Скорее всего здесь. Вокруг полно следов от мужских ботинок. Но это уже не по моей части, дорогуша. Мое дело: осмотреть труп, установить причину и время смерти. Хотя все это очень и очень странно. На теле девушки я не обнаружил ни ушибов, ни царапин. Лично у меня создалось впечатление, что красотка пришла на место своей смерти добровольно. Она либо доверяла преступнику, либо перед смертью ее накачали какой-нибудь дрянью... Но это я узнаю после вскрытия.
– Значит, на теле девушки нет следов от уколов?
– Нет. Абсолютно никаких. Она не была законченной наркоманкой, это факт, но... – Игнатий Петрович поднял вверх указательный палец, – у нее были другие, не менее серьезные недостатки.
– И какие же?
– Скажу вам по секрету, потерпевшая регулярно занималась анальным сексом, о чем свидетельствуют характерные изменения слизистой прямой кишки. К тому же незадолго до смерти девушка имела интенсивные половые контакты.
«Похоже, проститутка, – подумал Парамонов и тут же мысленно одернул себя: – Но разве это что-то меняет? Чем эта девица зарабатывала на жизнь, меня не касается. Главное, что она мертва, и я должен найти убийцу. Его надо остановить, а то появятся новые жертвы...»
– Дорогой мой, о чем это вы задумались? – тихий голос старшего следователя прокуратуры Владимира Владимировича Бубашкина вывел майора из оцепенения.
Бубашкин производил впечатление весьма преуспевающего во всех отношениях человека и больше походил на юридического консультанта какой-нибудь частной фирмы, чем на следователя горпрокуратуры. Он всегда одевался с иголочки, всегда был гладко выбрит. От него исходил тонкий аромат дорогой французской парфюмерии, галстуки он покупал только в фирменных магазинах, а костюмы менял через день. Откуда у следователя прокуратуры такие бабки, не знал никто. Однако Парамонову было точно известно, что Бубашкин взяток не берет.
Оперативники не очень-то любили с ним работать, потому как Бубашкин никогда не приветствовал инициативных, а в процессе следствия требовал, чтобы его помощники свои действия согласовывали с ним напрямую. Это раздражало Парамонова. Работая с Бубашкиным, он чувствовал себя мальчиком на побегушках. Год назад они вместе раскрыли крупное и, казалось бы, безнадежное дело – убийство известного издателя. И хотя в преступлении были замешаны крупные мафиози, посадить за решетку которых практически невозможно, Бубашкин сумел добиться обвинительного приговора. После того случая Парамонов зауважал следователя, но от этого работать с Бубашкиным не стало легче.
– Так о чем вы задумались, майор? – вновь спросил Бубашкин.
Пауза затягивалась до неприличия, а Парамонов все никак не мог придумать, что же ему ответить. В голове вертелось два варианта: первый – сказать правду, второй – соврать. Но майор предпочел третий вариант – он задал встречный вопрос, проигнорировать который Бубашкин по долгу службы не имел права.
– Удалось установить личность потерпевшей?
Следователь пожал плечами.
– В сумочке не было никаких документов. Только косметика, пачка презервативов, жетон на метро и десять рублей. Судя по всему, потерпевшая была девицей легкого поведения, так что в числе пропавших без вести ее имя появится не скоро. А может, и вообще не появится... А что говорит твой свидетель?
– Ничего определенного: зашел в кусты помочиться и наткнулся на труп. Ничего не знает, ничего не видел, но зато слышал подозрительные шорохи. Он уверен, что убийца бродил где-то рядом.
– Убийца смылся с места преступления на машине, – криво усмехнулся Бубашкин. – На дороге видны отчетливые следы от шин. По предварительным данным – автомобиль марки «БМВ»... Так что твой свидетель ошибся.
– Очень может быть, – кивнул Парамонов. – Только идиот станет торчать около трупа так долго. Правда, у меня нет уверенности, что этот убийца – не идиот.
– Думаешь, тут поработал наш старый знакомый – маньяк из Приморского?
– Очень похоже.
– Хорошо, что он имеет зуб только на проституток. Но вдруг в голову ему придет блажь, и он начнет насиловать и убивать девиц из благонравных семей? Представляешь, какую бучу поднимут журналисты? А если во всех газетах появятся заметки про нашу несостоятельность, что тогда запоет генеральный прокурор? Так что, Сережа, придется здорово потрудиться и вычислить этого гада. Тем более что на этот раз он оставил массу зацепок.
Признаться честно, Парамонова здорово покоробило высказывание следователя о девицах из респектабельных, «благонравных» семей. Он так разозлился, что совершенно позабыл, что несколько минут назад сам думал то же самое. Но одно дело – думать, и совсем другое – высказывать свои мысли вслух.
Если Бубашкин и прочел на лице оперативника недовольство, то сделал вид, будто ничего не заметил. А через секунду сказанул такое, от чего Парамонов едва не сел.
– Я знаю, что ты и твои коллеги считаете меня тупым консерватором. Во многом вы правы, и я признаю это. Поэтому давай попробуем работать по-другому – целую неделю ты и Моисеев действуете самостоятельно, на свой страх и риск. Нащупаете какие-нибудь зацепки – милости прошу. Исходя из ваших результатов я и буду выстраивать направление, в котором пойдет следствие.
«Он что, не с той ноги встал? – растерялся Парамонов. – Или и вправду решил рискнуть?.. Но такой поворот мне только на руку. Это даст возможность нам с Семеном развернуться на полную катушку».
– То есть вы предоставляете нам карт-бланш? – уточнил на всякий случай.
– Да, полная свобода действий и неограниченные полномочия.
Парамонов почувствовал, как у него вспотели ладони. Это же надо, только что он получил полную свободу действий от самого Бубашкина! Забыв обо всем на свете, он принялся соображать, с какого конца лучше всего взяться за расследование: «Во-первых, просмотреть все четыре дела по убийствам в Приморском лесопарке, во-вторых, подключить к делу опытного психиатра, дабы тот составил психологический портрет предполагаемого убийцы, в-третьих...»
И в этот самый момент тишину парка нарушил громкий вопль, доносившийся оттуда, где стояло такси. Судя по всему, это орал свидетель, причем с таким истеричным надрывом, словно обнаружил в своей машине рептилию или еще один труп. От его вопля у всех заложило уши. Игнатий Петрович вздрогнул и едва не уронил на землю свой чемоданчик, Парамонов удивленно вскинул брови и повернулся в сторону, откуда слышался непрекращающийся крик. И только следователь Бубашкин никак не прореагировал на это «невинное» происшествие. Продолжая что-то чиркать в своем блокноте, он недовольно поморщился и смахнул со лба прядь волос.