Ну и отчёт в Москву, обстоятельный, комплексный, чтобы всё красиво было.
А всё же интересно: вот если бы самому в этот самый транс впасть, чтобы он сумел делать? Хорошо бы предвидеть будущее, отсюда, из девяносто пятого. Новый век скоро, новое тысячелетие. Ведь не может же всегда всё быть так погано, как сейчас.
Никак не может.
Он посмотрел на стену над столом: с одной стороны Дзержинский, элегантный как потрет средневекового инквизитора, с другой - опухшее рыло гаранта.
Так и живём, в единстве и борьбе... Кофейку бы надо попросить у Пятницкого, благо кабинеты рядом. Рабочий день, считай, только начался.
Комаров подошёл к окну, за которым лениво кружились снежинки. За спиной, в углу, мурлыкала так и не выключенная с утра паршивая китайская магнитола "Шанхай", у которой из россыпи весёлых разноцветных светодиодов вокруг динамиков работали всего несколько. Они-то и мигали неживыми синими и красными огоньками, никак не попадая в ритм меланхоличной песенки, исполняемой тонким голосом.
Комаров прислушался.
Ну да, ну да... Даже подпел пару строчек себе под нос:
I could wait night and day
Be the sky blue or gray
In my heart night and day
For your love to stay
Obsession
- Такие дела, мужики, - неизвестно кому сказал майор, когда песня кончилась. - Обсешн...
03. Целитель Кирюха
Кто ещё порадует с утра, как не родная мать... В её понимании, разумеется, не в моём же. У меня свои представления о радости.
- Кирилл, сколько можно?! - Она резко взмахнула сигаретой, словно пытаясь перекрестить невидимого мне демона, обезоружить его одним движением, а затем добить. Каблуком в лоб или задушить пояском от кимоно - мама пока не решила.
- Сколько можно что? - поинтересовался я, не разгибаясь.
Если кто-то и умеет чистить обувь, стоя навытяжку, то я пока нет. Нехватка подготовки и жизненного опыта. Всего-то тридцать один год от роду, опять же так и сидеть безопаснее: багровый в полутьме прихожей уголёк сигареты так и чертил над головой затейливые узоры. Мыслитель Родена с силиконовой губкой под обстрелом ближайших родственников.
А почистить надо. Я вообще люблю точность, красоту и аккуратность. Чем дальше у матери съезжала крыша, тем пунктуальнее становился я сам.
- Сколько можно жить за счёт брехни, сын? - пафосно закончила мать и затянулась. Сигарета ушла за три затяжки, как у бывалого дальнобойщика. - Ты же обманываешь людей! Ты пользуешься их доверчивостью и дороговизной официальной медицины!
Отлично... Две эти темы были мамиными любимыми: как отвратительно я зарабатываю на жизнь и - не педик ли я. Второй пункт вычёркиваем: определённо и решительно нет, а вот насчёт первого у меня и самого имелись смутные сомнения, что мать в кои-то веки права.
С другой стороны - а что делать?
- Это хороший бизнес, мама, - заметил я, наконец-то закончив с обувью. Туфли заметно блестели даже в полутьме. - К тому же...
Она вздохнула, туша окурок в пепельнице на тумбочке.
- Я знаю, при твоей сексуальной ориентации необходимы повышенные расходы, Кирилл, но нельзя же абсолютно всё мерять на деньги.
Я решил промолчать. Телефон, сумка - тряхнул в руке, да, ключи звенят внутри, на всякий случай зонт с вешалки подмышку, и вперёд.
- Пока, Сайонара!
Это я не сошёл с ума, синхронно дублируя всё на японский. Отнюдь.
Просто после расставания с отчимом - не без моего участия, каюсь, - у мамы произошло некоторое перенапряжение мозговых мускулов, результатом чего и стали милые причуды типа постоянного курения дома, привычки разгуливать в кимоно и гэта, деревянных сандалиях, производящих больше шума, чем средних размеров перфоратор, и, конечно же, требование звать её исключительно Сайонара.
Что по-японски и означает "до свидания". Мне-то всё равно, а вот соседки из тихого шока, в который впали, так и не вернулись.
Мама сжала костлявыми пальцами ворот кимоно, расписанного райскими птицами, драконами и прочей дальневосточной чепухой и что-то хмыкнула на прощание. Дверь за моей спиной хлопнула, едва не прищемив край сумки. Сайонара в своём амплуа: если уж не удалось всласть поругаться, так хотя бы отыграться на вещах. Может быть, дешевле было оставить отчима в покое?
Поздно. К тому же - я тогда был гораздо моложе и глупее.
Дверь подъезда пискнула, когда я хлопнул по кнопке и приоткрылась. Я вышел и легко сбежал по ступенькам, щурясь от яркого солнца. Очки? Ну да, надену, надо только выцепить их из кармана рубашки. Вот так-то лучше: мир окрасился в приятные песочные тона.
Прямоугольник двора был привычен и тих, всё же довольно рано, дети на каникулах, а бабульки у подъезда ещё не заняли насест. Налево длинный ряд машин - от приличных аппаратов до ржавой "шестёрки" дяди Коли с седьмого этажа, соседа снизу. Он даже на утилизацию и обмен с доплатой не повёлся в своё время, отстоял право владения памятником советского автопрома от детей и внуков. Посреди двора - будка трансформатора и детский уголок: песочница и качели. Сплошной символизм, если вдуматься.
Будка была символом непознанного, архетипом всего, что ожидает в жизни любого взрослого человека. С одной стороны источник энергии, непонятно как устроенный: я, например, внутри никогда не бывал, да и не стремился, а с другой - невнятная угроза смерти.
Не влезай, убьёт.
- Доброе утро, Кирилл!