Винсент повернул снимок на девяносто градусов и продолжал разглядывать «лестницу» в новом, горизонтальном положении. А Мина поймала себя на том, что больше не видит ступенек. Теперь линии образовывали римскую цифру «три».
Повисла пауза. Голоса из бара перебивали мысли.
Молчание нарушил Винсент:
— Не хотел об этом спрашивать, но…
Мина кивнула.
— Догадываюсь, о чем вы подумали. Если есть третий номер, то где первый и второй?
С утра голова работала плохо. Слепящий солнечный луч, прилегающая к коже мягкая поверхность простыни и слабое послевкусие снотворного — вот и все, что обычно воспринимал Винсент в эти первые секунды между сном и пробуждением. Блаженный вакуум и полная невозможность локализовать себя в какой-либо точке вселенной. Ощущение пространства, времени — это приходило позже.
Действительность вторгалась в его сознание постепенно. Звон фарфоровой посуды из кухни. Птица, защебетавшая, вопреки зиме, в домике, который соорудила для нее Мария. Голос сына Астона, то высокий, то низкий, так легко меняющий радостные интонации на гневные.
Винсент сел, откинув одеяло. Медленно, начиная с левой, опустил ноги на пол. Потом надел брюки и вчерашнюю рубашку, которую до того хотел бросить в стирку, хоть и носил всего один вечер. Верхнюю пуговицу проигнорировал, застегнулся на оставшиеся шесть. Так оно и должно быть. Он никогда не понимал, зачем на рубашки нашивают семь пуговиц. Похоже, эту модель разрабатывал психопат.
Когда Винсент вышел на кухню, там уже собрались все, кроме Ребекки.
— Иди пригласи к завтраку свою любимую доченьку, — сказала Мария, не глядя на мужа.
Как Винсент ни пытался, не мог вспомнить, когда слова, которые они говорили друг другу, не были нагружены таким множеством дополнительных смыслов и намеков. Ссоры, бытовые неурядицы и вечная подозрительность незаметно разрушили то, что некогда действительно было. Но когда именно это случилось, теперь установить невозможно.
Мария нарезала яблоки для Астона, озлобленно мешавшего ложкой йогурт. Зеленый чай в ее чашке давно остыл. Сонный Беньямин сосредоточенно чистил яйцо, второе лежало перед ним на тарелке. Две тарелки — одна для яиц, другая для скорлупы.
Винсент постучался в комнату Ребекки.
— Ребекка? Выходи, завтрак накрыт.
Он сделал это, хотя заранее знал, каков будет ответ.
— Я не голодна, — послышался голос из-за двери.
— Тебе надо поесть. Выходи…
Уже сев за стол, Винсент услышал, как открылась дверь за его спиной, а потом со стуком закрылась. Беньямин поднял глаза в направлении комнаты сестры, но ничего не сказал.
— Мама-а-а! — захныкал Астон. — Это слишком большие куски.
И оттолкнул от себя чашку с такой силой, что немного йогурта пролилось на стол.
— Но это не так, дорогой, кусочки такие же, как обычно. Сам посмотри…
Мария пальцем выудила из йогурта кусочек яблока. Она глядела на Астона сердито, но тот неожиданно рассмеялся:
— Йогурт не едят пальцами, мама. Это заняло бы слишком много времени.
— Но они и в самом деле слишком большие, — заметил Винсент, заглянув в чашку.
Он взял нож и принялся мельчить липкие кусочки яблока. Покосился на жену — та все еще злилась, облизывая палец. Винсент долго думал, что ему на это сказать. С Марией все зависело от того, насколько она в данный момент вменяема. Что успела подключить, приемник или передатчик. Иногда у Винсента получалось угадать, иногда нет.
— Чай стынет. — Винсент кивнул на чашку Марии.
Ответом ему был испепеляющий взгляд. Очевидно, сегодня угадать не получилось.
— Пусть мама режет. — Астон хлопнул ладонью по столу. — У нее кусочки красивее.
— Ты уже не маленький и сам можешь нарезать себе яблоко, — ответил сыну Винсент. — И тогда кусочки получатся такие, какие ты хочешь.
— Готовить завтрак — это ваша обязанность, — напомнил Астон.
— Уф, какой же ты еще малыш… — Ребекка плюхнулась на стул, демонстративно сложив руки на груди.
— Сама ты малыш! — закричал Астон, побагровев лицом. — Сама малыш!
— Мне пятнадцать, а тебе восемь, я почти вдвое старше тебя, — возразила Ребекка. — Поэтому малыш ты.
— Не-е-ет!
Астон сделал движение подняться, но Мария положила руку ему на плечо.
— Ребекка и вправду старше тебя, — сказала она, — но это означает только, что яблоки она нарезает себе сама. Она вообще все должна делать сама, а ты пока нет.