— Не люблю собак, — сказала Мина.
Доберман убежал с добычей в зубах. Винсент проводил его взглядом.
— Ловец пули, — задумчиво произнес он.
— Что? — не поняла Мина.
— Та, застреленная. Такой же классический трюк, как и ящик с мечами. Точнее, иллюзия. Только куда более древняя — возможно, с конца шестнадцатого века. Впервые задокументирована в книге преподобного Томаса Бирда в тысяча шестьсот тридцать первом году. Кто-то из публики пометил пулю, прежде чем ею зарядили пистолет и пальнули не то в иллюзиониста, не то в его помощника. Тот только вздрогнул и поймал ее зубами… или нет, в ранних версиях — рукой.
— Как такое можно показывать публике? Звучит как кошмар.
— Просто все знают, что пулю нельзя поймать ни рукой, ни зубами. И что ни один человек, будучи в здравом уме, не станет палить в фокусника или его ассистента. Поэтому в голову невольно закрадываются подозрения, будто все это не взаправду. Но если вы спросите меня, что же это такое на самом деле, я отвечу: «Иллюзия». Выступать сегодня с подобным номером, пожалуй, невозможно. Это опасно для жизни; известно двенадцать задокументированных смертельных случаев. Самый первый — с месье де Куле из Лотарингии, который известен и как один из первых исполнителей этого трюка. Он погиб в тысяча шестьсот тринадцатом году, его застрелил один из зрителей во время ссоры. По иронии судьбы, из того самого пистолета, который Куле использовал во время представлений.
Мина пнула небольшой сугроб.
— То есть любой трюк — имитация несостоявшегося убийства?
— Большинство, во всяком случае. — Кивнув, Винсент откашлялся. — Причем в роли жертвы чаще всего выступает женщина. Это ее пронзают мечами или распиливают, перемещая разделенные части тела, — и все ради того, чтобы потом показать, что она не пострадала. И то, что фокусники проделывают это именно с женщинами, не может быть случайностью. Возможно, все дело в том, что женщина меньше и подвижнее мужчины и ее легче запихнуть в ящик. Даже не знаю, насколько можно считать исчерпывающим такое объяснение.
— Но и в реальной жизни жертва обычно женщина, — пробормотала Мина, затем нагнулась, зачерпнула ладонью мокрый снег и слепила аккуратный снежок.
— Думаю, главная причина все же залегает глубже, — сказал Винсент и остановился. — Женщина дает жизнь, поэтому ее смерть — бо́льшая трагедия. В каждом таком случае умирает не только она, но в ее лице и все человечество, которое ей суждено продолжить. Думаю, именно так это и понимает наше подсознание. Мужчина более… заменим, что ли. Ну и насчет реальной жизни: здесь вы правы. Лучший способ справиться с тем, что тебе недоступно, — уничтожить его.
— И все-таки инсценировка убийства человека меньше всего похожа на волшебство, — заметила Мина. — Если я зарублю кого-нибудь мечом, а потом продемонстрирую этого человека целым и невредимым и тем самым открою, что меч был ненастоящий, кого это может впечатлить?
Она остановилась и взвесила в руке идеальный снежный мячик.
— Вы опять забываете о символическом аспекте, — напомнил Винсент, опасливо косясь на снежок. — Если я распиливаю человека надвое, то тем самым лишаю его жизни, верно? И то, что потом этот человек оказывается живым и невредимым, свидетельствует о том, что я воскресил его из мертвых. Это и есть то, что на самом деле демонстрируют классические трюки, какими бы избитыми они нам ни казались. Власть над жизнью и смертью.
Винсент быстро взглянул на часы. Мина, похоже, не подозревала, что ее обеденный перерыв давно закончился, и Винсент надеялся продержать ее в неведении еще некоторое время. Они вышли на берег, поросший кустарником. Лодки у причальных мостиков еще не появились, и нетронутая гладь воды выглядела как опрокинутое черное зеркало. Винсент провел ладонью по черным веткам. В перчатках застряли кристаллики льда.
— То есть мы ищем преступника с комплексом Бога, — сделала вывод Мина. — Преступника, которого трюки завели слишком далеко и который начал убивать по-настоящему. Можно так сформулировать ваши профессиональные выводы по поводу профиля? Человек, помешанный на власти и решивший поиграть в Бога?
— Не совсем… — Винсент вздохнул. — Обе найденные женщины не жертвы неудачных трюков. Здесь очень не хватает последней стадии — воскрешения, которая опущена вполне осознанно. А тот, кого мы ищем, представляется мне конченым безумцем. И в то же время нет.
Мина посмотрела на менталиста и нахмурилась.
— Я много думал об этом, — продолжал Винсент. — С его психикой что-то не так. С одной стороны, он достаточно рационален, чтобы сконструировать ящик, спланировать похищение и пометить тело жертвы цифрой. Но при этом сами убийства несут явный отпечаток безумия. В них нет и намека на ту хирургическую взвешенность, которой отмечен процесс подготовки.