Шаман напоминал огромную птицу, если бы не коричневая накидка из шкуры Тиируса и ожерелье из зубов монстра. Он стоял и смотрел куда-то поверх голов собравшихся Суори, будто видя незримое.
— Все вы знаете, какой разлад у нас с этим народом. Они заняли единственную доступную чащу, и их владыка начал просить больше, чем требовалось. Мы больше не имеем доступа к их лесу, нам приходится ходить в обход, покрывать лиги, чтобы найти хоть какую-то живность и древесину.
Шаман снова сделал паузу, некоторые из присутствующих в толпе одобрительно закивали, их взгляды становились острее, Дана чувствовала их открытыми участками тела, которых было немало, ведь всю одежду у неё забрали, кроме короткой ночнушки да пары колец.
— Дана предала Три реки. Все мы знаем, что она была отдана на откуп владыке леса, Сенту. Она сбежала с обряда, не думая о нас, о своём народе, не стала следовать словам отца…
— Это неправда! — закричала Дана, смотря на всех присутствующих в поисках поддержки. — Отец не отдавал меня лесным, он хотел добиться перемирия другими способами. Но регент Маурон…
— Замолчи, проклятая! — рыкнул Маурон. — Нет доверия той, кто носит в себе такие пагубные для народа мысли о переселении, да и не только…
Адрок, шаман, прервал Маурона, подняв руку. Регент почтительно склонил голову.
— Не будем же спорить, я верю словам боевого вождя, Маурона.
Дана лишь крепче сжала зубы, было очевидно, что оба Суори в сговоре, и она ничего не сможет изменить.
— Мы приговариваем тебя к неподкупному суду, тебя осудит дикий лес.
Шаман выдвинул приговор.
Все тут же зашептались, взгляды, колющие синеватую кожу Даны, сменились с острых на сочувствующие. Никто не возвращается из диких мест, тем более сейчас, в период летнего солнцестояния, когда весь лес дышит опасностью и пестрит разнообразными тварями. Когда каждая ветка скрипит под весом выросших за сезон Тиирусов.
Многие лета суд племён отправлял туда виновных. Многие лета никто не возвращался. Древняя и никому не нужная традиция, всё равно что казнь, только умрёшь ты не от топора палача, а в желудке очередного змея, а может, сразу двух.
По всему телу Даны пошли мурашки. Она представила кишащий тварями лес, себя, ей стало дурно, желудок свернулся в узел.
Дана последний раз окинула селение взглядом. Пять сотен домов с крышами из речного листа, несколько башен, купол храма Искупителя… Девушке снова стало дурно, глаза наполнились влагой, как горные озёра в сезон дождей, они грозили выйти из берегов.
Дана усиленно заморгала, она не позволит себе вот так рыдать, вызывая жалость у народа. Если эти разумные заплутали, Искупитель их рассудит, она лишь подчиняться его воле, тем более в таких обстоятельствах, когда шанса на спасение совсем нет.
— Сегодня вечером мы подготовим плот. Дана из Трёх рек отправится в последний путь. Да будет так! — провозгласил шаман, избегая яростного взгляда дочери владыки. — Но мы не можем жить в неведении, поэтому надо сразу же выбрать нового владыку. Я предлагаю Маурона, боевого вождя. Он многие лета служил нашему народу, избавляя от бед и нашествия лесных тварей как разумных, так и неразумных. Если есть кто-то, кто хочет возразить, выйдете вперёд.
Толпа сохраняла молчание, взгляды их бродили от одного к другому.
Дана их понимала, кто в своём уме пойдёт против Маурона, сильнейшего воина Трёх рек, которого полностью поддерживает единственный на пятьсот лиг шаман.
Плакать нет смысла, просить пощады тем более, они всё решили и уже делят накопления отца и его покои. Дана знала, что шаман давно выжил из ума, но что настолько, чтобы поддерживать Маурона, этого дочь владыки не могла предугадать.
Выли рыски, мычали недоенные шемганы, наступал вечер, всех уже давно ждут дела, они представляют себя в уютных кроватках и хотят, чтобы это поскорее закончилось.
Дана замерла от бессилия и злобы, разъедающей сверху донизу, как тлеющую свечу.
— Хочу сказать Слово! — выплюнула она неожиданно сильно и угрожающе.
— Твоё право, — кивнул шаман, не обращая внимания на настороженный взгляд Маурона, верхняя губа которого поднялась, обнажая клыки.
Понадеявшись на быстрый исход, народ тут же подобрался. Право последнего слова — традиция, но, как и всё остальное, она жива, пока все верят.
— Я принимаю суд, пусть лес покажет, кто прав, а кто виноват. Хочу лишь всем напомнить, что это не окончательное решение. Если лес выпустит меня обратно, я приду и выжгу вам глаза, ибо нет от них никакой пользы.