— Барышне к лицу голубое, — Солли довольно оглядела плоды своих трудов. — А теперь прическу. У вас, барышня, такие густые, красивые волосы, загляденье! Мы их завьем…
— Нет! — Женя схватилась за голову, как будто могла этим защитить родной привычный хвост. — Только не завивать!
— Но, барышня!..
— Нет, — уже спокойнее повторила Женя. — Извините. С кудряшками я выгляжу тупой овцой. Не хочу.
— Но нельзя же…
— К тому же мы не успеем, — коварно продолжила Женя, — сколько там осталось до обеда?
Солли всплеснула руками.
— Давайте узел сделаем, — сжалилась Женя. — Это быстро, и мне идет. И к такому платью, наверное, красиво будет. У вас ведь найдутся заколки какие-нибудь? Или хотя бы шпильки?
— Шпильки, — Солли просветлела лицом и кинулась к секретеру. Отперла крышку, выдвинула один ящичек, второй, третий… — Вот! Под голубое барышня Цинни носила эти!
Глава 9, в котор ой разговор Жени с графом фор Циррентом начинается со шпилек и заканчивается анализом воображения авторов фэнтези
— Шпильки? — переспросил граф фор Циррент. Поставил на стол бокал с недопитым вином, еще раз оглядел вышедшую к обеду гостью. Признаться, он думал, что на вежливый вопрос, все ли в порядке, та ответит вежливой же благодарностью, не больше. — Простите, я не очень разбираюсь в дамских булавках. Какая проблема со шпильками и почему ее не смогла решить Солли? К слову, разрешите заметить, в этом платье вы выглядите весьма… — «пристойно», просилось на язык, но граф смягчил мысль: — Милой.
— Спасибо, — комплимент барышню явно не обрадовал. Она поерзала на стуле, расправляя юбки, взглянула на графа с откровенной тоской, вздохнула: — Ужасно непривычно. Юбки, складки… Очень надеюсь, что мне не придется ходить в таком кошмаре весь остаток жизни. А шпильки… ну, вы посмотрите сами!
— Смотрю, — уверил граф. — Вам очень к лицу эта прическа, она делает вас женственной. Шпильки, насколько я понимаю, подобраны к платью. Платье, хм, я не знаток последних веяний дамской моды, но что кошмарного вы в нем находите, не понимаю. Что именно вам не нравится?
— Простите, — кажется, или она и впрямь чуть не плачет? — Мне просто непривычно в десяти юбках, ноги путаются, я все время упасть боюсь! У нас совсем по-другому одеваются!
— Это я понял. Но, пока вы здесь, я бы хотел видеть вас в пристойном виде.
— Ладно, — буркнула девица. — То есть, спасибо, хорошо, я постараюсь.
Граф кивнул, отметив про себя, что девушка схватывает на лету: ее первоначальное «Ладно» тоже нельзя было отнести к пристойному поведению.
— Но все же, — робко сказала барышня, — эти шпильки, они ведь черт знает какие дорогие? Это же серебро и настоящие камни, уж настолько я соображаю!
— И что?
— Но… — она замолчала, явно не зная, какими словами объяснить свое замешательство.
— Барышня, — мягко сказал граф, — вы правы, это аквамарины довольно чистой воды и заговоренное серебро, но я решительно не понимаю вашей паники. Не могли же вы прийти к столу непричесанной.
— Но если… ну, понимаете… — она бросила быстрый взгляд искоса на Ланкена, замялась, — мы ведь не знаем, а вдруг я вернусь домой так же внезапно, как…
— Значит, у вас останется милый пустячок на память о приключении, — улыбнулся граф. — И, барышня, если я говорю, что при ком-то вы можете говорить свободно, это значит, так же свободно, как со мной.
— Ничего себе пустячок…
— Все! — граф вскинул руку ладонью вперед, останавливая спор. — Хватит об этом. Есть более важные темы для обсуждения.
Девушка выпрямилась, сцепила пальцы в замок. Поразительно, отметил граф, в один миг растерянность на лице сменилась сосредоточенным вниманием.
— Я слушаю.
— Как можно, — граф улыбнулся. — Не выставляйте меня нерадушным хозяином, поешьте сначала. Ланкен, передай барышне горский сыр, вчера он ей понравился.
Следующие полчаса были заполнены ничего не значащими репликами, обычными для обеда в полуофициальной обстановке. «Попробуйте — спасибо — вам должно прийтись по вкусу это вино — вы угадали, я люблю сладкие — еще кусочек паштета — да, благодарю». К слову о вине, пила барышня весьма умеренно, даже, можно сказать, осторожно. Похвальная черта, но… Проклятые «но», если подозревать девицу в сговоре с магами, то любую мелочь можно истолковать против нее. Ту же самую мелочь, которая делает ей честь, если девушка искренна!
Фор Циррент покосился на секретаря. Ланкен невозмутимо ел, как будто ему не было ровно никакого дела до гостьи. Намазывал хлеб паштетом, запивал вином, неторопливо промокал салфеткой губы. Эдакий гурман в возрасте, которому только и осталось радостей в жизни, что посидеть за богато накрытым столом. Интересно, клюнет ли девица на маску?
Обед Женю нервировал.
Роскошно сервированный стол — не знаешь, за какую вилку взяться, только и остается беспроигрышная стратегия «смотри на соседа и делай, как он». Незнакомые, непривычные блюда, даже безобидный с виду сыр, похожий на сулугуни, на вкус — не сыр, а натуральный фейерверк! Платье это, чертово декольте, корсаж в обтяжку, рукава-фонарики, юбки, как корма у линкора, не шевельнуться в нем лишний раз!
Да еще этот секретарь!
На первый взгляд, дедуле только и осталось в жизни радости, что закинуться всякими вкусностями. Вот только вряд ли начальник Тайной Канцелярии скажет о безобидном пенсионере: «Говорите с ним так же свободно, как со мной». Да и во взгляде, которым одарил ее этот самый Ланкен, когда Женя передавала ему записку графа, читалось что угодно, только не старческий маразм. Ежу понятно, присматривается.
Конечно, Женя понимала, что ее не оставят без самого пристального внимания. Не дура же, в самом деле. Но почему-то от притворного равнодушия старичка-секретаря она нервничала больше, чем от прямых вопросов графа Циррента.
Когда это мучение закончилось, Женя вздохнула с откровенным облегчением. Жаль только, что запивать еду здесь предполагалось или вином, или водой. Попросить, что ли, снова кипятку? Нет, кофе лучше экономить, днем без него обойтись легко, а вот утром…
Женя выпила полбокала воды, чинно сложила руки на коленях и задумалась, не спросить ли у графа про чай. В смысле, есть он здесь или нет. Что с кофе дела обстоят прискорбно, она уже поняла. Сообразить бы, дома чай появился раньше кофе или позже? И уместны ли аналогии? Она ведь совсем ничего не знает об этом мире.
Засуетились слуги, убирая со стола, а граф подошел к Жене и церемонно протянул руку:
— Разрешите сопроводить вас в кабинет.
«Для допроса», — ядовито додумала Женя. Вставая, она запуталась в юбках и едва не уронила стул, и настроение испортилось окончательно. К тому же хватка у графа Циррента оказалась железная, а старичок-секретарь хоть и выдерживал дистанцию, все равно казалось, что дышит в затылок. Будто Женя могла куда-то от них деться!
Кабинет графа Жене понравился. Причем понравился намного больше, чем тот, который в Тайной Канцелярии. Этот был не так помпезен и куда более захламлен, но казался странно живым, таинственным и интересным. Как будто там — для представительства, а здесь — настоящий, не для посторонних. Женя как вошла, так и замерла, оглядываясь. Два стола, у окна и посреди кабинета. На том, что у окна, письменный прибор, предок нынешних органайзеров: никаких вроде бы характерных для старины красивостей, чернильница, подставка для ручек — очень простой формы, темное дерево и бронза. Простые жесткие стулья. Сейф — огромный, почти в Женин рост. Высокий, под потолок, стеллаж, забитый книгами, пачками газет, перевязанными стопками бумаг, разного размера ящичками и коробочками.