Больше никого не было видно.
Сузив глаза, Марин вытащил свой бластер. Жалости он не чувствовал. Те двое людей сами выбрали это разрушительное энергетическое устройство вместо газовых пистолетов, не представлявших смертельной опасности. Следовательно.., так тому и быть.
Единым скоординированным движением Марин выпустил полный заряд энергии в мужчину с оружием. Когда тот упал с головой, превращенной в черную массу, Марин шагнул сквозь портьеры - и выстрелил в высокого типа. Одежда у того задымилась, он развернулся и, обмякнув, свалился на пол.
Марин вошел в помещение и хмуро проговорил:
- Ладно, Дэвид, выкладывай всю историю. Ты... - он остановился. Молодой человек наблюдал за ним; нижняя челюсть у него слегка отпала, но глаза были настороженными, и весь он был напряжен, начеку.
Затем его вид изменился. Глаза уже не были ясными, настороженность исчезла. Он наклонился вперед, на стол, будто бы на него накатила невероятная усталость, и расслабленно лег на него. "Обморок!" - с внезапным презрением подумал Марин.
Это его потрясло даже больше, чем предательство. Трусость, слабость и это его сын! Стыд прожег его до глубины души.
Он подошел, схватил парня за гладко причесанные волосы и, подняв его голову, звучно хлопнул по щеке; его уже тревожила мысль: "Быстрее! Мне нужно вытянуть из него всю эту историю ,до собрания и решить, что с ним делать".
В ярости и спешке он выдал по вялому лицу Бернли с дюжину пощечин. Затем какая-то странность в ощущении кожи на ощупь обратила Марина к его огромному опыту общения с людьми на любых стадиях потерь сознания. Это было прикосновение к смерти. Он испуганно отпустил голову, взял руку парня и пощупал пульс. Ничего.
Марин откинул тело обратно на кресло и, наклонившись, послушал сердце. Затем он медленно выпрямился. Он был потрясен, не верил своим глазам - и чувствовал еще что-что. Это не печаль, сказал он себе. И даже не сентиментальная мысль о том, что он должен печалиться о парне, которого знал только в течение нескольких часов. Но он понимал, что это было такое. Одна из его жизненных линий прервалась.
Дети являются проекцией в будущее. Трагедия группового мира Великого Судьи состояла в том, что почти 70 процентам мужчин, которые потерпели поражение в играх по спариванию, законом было запрещено продлевать тот жизненный поток, который несся сквозь них с незапамятных, доисторических времен.
Для них это был обрыв линии. Невероятный разброс генетических вариаций намеренно прерывался.
Шок прошел. Марин снова обрел способность думать. И действовать. Шагнув к телефону, он вызвал офис резиденции. Услышав в трубке мужской голос, он сказал:
- Это Дэвид Марин. Пришлите врача в библиотеку. Прикажите, чтобы немедленно прибыла "скорая помощь" и подразделение охраны.
Он повесил трубку. На данный момент он больше не волновался. Люди и раньше умирали в его присутствии, в основном от пыток, но иногда - от чрезмерной дозы газа или наркотиков.
И их возвращали к жизни врачи, обученные особым методам оживления, разработанным Контролем.
Он встал на колени рядом с высоким мужчиной и обыскал его.
Он нашел кольцо с ключами, небольшую записную книжку с ручкой, бумажник, в котором не было ничего, кроме денег, расческу и платок.
Марин сунул записную книжку в карман; он собирался уже было обыскать коротышку, когда дверь открылась. Марин опасливо выпрямился, держа наготове газовый пистолет. Но это оказалось подразделение охраны - шестеро солдат и офицер.
Офицер с одного взгляда оценил происходящее и махнул своим людям:
- Охраняйте окна и двери! - приказал он. Затем он повернулся к Марину, - Врач сейчас придет через другую дверь. Что здесь произошло, сэр?
Марин проигнорировал его вопрос. Он еще не был уверен, в каком свете ему хотелось бы представить произошедшее для публики. Он сказал:
- Этот парень умер, похоже, только от шока. Насколько я знаю, с ним никто ничего не делал. Я хочу, чтобы врач сделал все возможное, чтобы вернуть его к жизни. И уберите эти тела.
- Будет сделано, сэр.
Марин поколебался. Пора было уходить, пора идти на собрание. И все же уходить ему не хотелось. Если они возвратят к жизни Дэвида Бернли, то он хотел при этом присутствовать.
Парень мог сообщить такие вещи, которые могли бы вызвать ненужные подозрения.
Молодой Бернли пошевелился за столом, Марин принял это не за движение жизни, а за перебалансировку мертвого веса. Он прыгнул, чтобы схватить тело до того, как оно упадет на пол. Но когда он сжал руку парня, то ощутил, как под кожей напряглись мышцы. Быстрота возращения к жизни опровергала все его предыдущие предположения.
Дэвид Бернли выпрямился на стуле. В течение краткого момента, казалось, он ничего не соображал, затем испуганно спросил:
- Что это за штука была у меня в сознании?
Неожиданное замечание. Марин отшатнулся.
- Штука?! - проговорил он.
- Что-то вошло в мое сознание и взяло контроль над ним.
Я это чувствовал. Я... - он прервался. В глазах у него выступили слезы.
Подошел офицер:
- Я могу чем-нибудь помочь?
Марин отмахнулся от него.
- Приведите врача! - сказал он.
Это было актом самозащиты. Ему требовалось время, чтобы охватить умом новую ситуацию. Он вспоминал, что Слэйтер говорил о том, что электронные схемы могут вживляться непосредственно в мозг человеческих существ с целью контроля на расстоянии... "Этот парень был мертв", - напряженно думал Марин.
Мертв без всякой видимой причины. Может быть, когда "схема" связи разрушается или даже растворяется, то результатом этого будет смерть?
- Как ты себя чувствуешь, Дэвид? - мягко проговорил он.
- Ну.., как, все в порядке, сэр, - Дэвид встал, покачнулся, затем выпрямился, тепло улыбаясь. Он тут же заметно одернул себя. - В порядке, повторил он.
- Я попрошу кого-нибудь отвести тебя в кровать, - сказал Марин. - И, Дэвид...
- Да?
- Никому ничего не говори, пока я с тобой не побеседую - позднее.
Марин говорил в тоне приказа и, не дожидаясь ответа, позвал двух охранников. Он посмотрел, как те наполовину выводят, наполовину выносят молодого человека из помещения. Затем, четко осознавая, что ему нужно выполнить основную работу, Марин вернулся в свою квартиру. Он слегка удивился, когда обнаружил, что приглашение на собрание еще не поступило. Он стал беспокойно ждать.