Из представленных к наградам выделялись трое. Первый, немец, своёй чистоплотностью и выправкой как бы олицетворявший «Deutsche Soldaten». Спросил его:
- Как же ты сынок, сумел со своего гранатомёта точно в пещеру положить гранату, да так, что находящийся там схрон оружия и боеприпасов взлетел на воздух, и из той пещеры получилась братская могила для более чем трёх десятков горячекровных особей?
Отвечает:
- Ничего особенного, товарищ генерал, действовал строго по уставу, выполнял команды старших начальников…
Немчура он и есть немчура. Другой бы так расписал свои подвиги, а этот… по уставу. Второй, сержант-контрактник, в составе разведгруппы попал в засаду и остался прикрывать отход товарищей. Отстреливался больше часа. Когда подоспела подмога, на подступах к его огневой позиции обнаружили восемь «гордых» трупов. То, что эти тела не смогли забрать боевики, свидетельствовало, что оставшихся в живых горцев было меньше чем убитых. Этот в отличие от немца не тянулся перед генералом, стоял чуть не в развалку, отвечал с ленцой, как бы нехотя:
- Я их со срочной ненавижу, с ними жить нельзя, их кончать надо… всех под корень.
Жутковатый осадок остался от разговора с этим контрактником. Но генерал рассудил, что этот не боится потому, что сам зверь, изредка такие и среди русских встречаются. Но больше всех поразил третий. Этот пухлогубый, худенький, тонкошеей, на котором болталось размера на два большее чем нужно ему обмундирование… Этот прослуживший менее года детёныш являлся снайпером. На прикладе его «бесшумки» насчитывалось двадцать восемь зарубок, а неделю назад он «шлёпнул» известного полевого командира, за что и был представлен к «Красной Звезде».
- И как не страшно было тебе… вон сколько положил…- хотел сказать людей, но многозначительно промолчал Командующий.
- Чего страшного,- удивился солдатик.- Если бы людей, а то ведь звери. Вона, человек всегда на зверей охотится и не боится, и я не боюсь...
Генерал остался доволен собой. И встреча со старейшинами, и с награждаемыми прошли успешно. Он не выказал слабости и предстал в их глазах тем, кем и предполагала занимаемая им должность: твёрдым, мудрым, решительным, бесстрашным…
3
Прошло полгода… За это время случилось ещё много таких встреч, и генерал окончательно научился управлять собой и сам почти не сомневался, что изжил тот оставшийся у него с детства «щенячий» страх. И тот комплекс, который Он испытывал при сравнении с командующим второй армии, этот комплекс тоже исчез. Тем более что его соперника, которому он тайно завидовал, взяли и сняли с должности. Нет, Командарм – 2 не потерпел поражение, напротив, продолжал воевать блестяще, его по-прежнему сравнивали с легендарными Ермоловым, Баклановым и джигиты его боялись не меньше чем их далёкие предке тех прославленных царских генералов. Его сняли по просьбе местного населения. Де, слишком много его войска джигитов убивали. Вроде бы за это, наоборот, должны наградить, ан нет, не понял соперник, что в этой хитрой войне, главное не умение бить врага, и даже не сбережение своих людей. Не, в этой войне главное, чтобы тебя ненароком не объявили врагом гордого горского народа, а его объявили. Обратились прямо к президенту, чтобы убрали этого «душегуба», чтобы поставили другого, который не так обильно джигитов губит. Не спасли соперника ни слава, ни любовь солдат, сняли и отправили в почётную отставку.
А вот Он, Командарм – 1, напротив, был обласкан, его хвалили и в Кремле и здесь. Он ведь не так беспощадно уничтожал джигитов, а главное, что особенно нравилось местным, своих терял куда больше. В изменившихся условиях войны, когда оказалась захвачена почти вся мятежная республика, надо было уже не столько убивать, сколько задабривать местных, потому призыв «мочить» негласно заменили на «целовать в …». Командарма – 1 назначили командующим уже всей объединённой группировки, и он гордо въехал в главный город республики, свой родной город.
И вот Он на вершине славы, все лавры общей победы достались ему, и он сам себя чувствовал необыкновенно мудрым, гениальным – так сумел провести эту рискованную компанию, что и в Москве превозносят и местные не ненавидят. Вот что значит овладеть искусством жизни на Кавказе. И гласно увенчать его славу должен был документальный фильм, который о нём приехала снимать бригада с центрального телевидения. Сценарий этого фильма разработал режиссёр из Москвы, он включал интервью в рабочем кабинете, посещение Командующим войск, кладбища, где похоронены родные генерала. Затем посещение дома, где вырос Командующий…
И в кабинете, и в войсках, и на кладбище съёмки прошли отлично. Правда русское кладбище оказалось разграблено и осквернено, разбито, разворочено, но «свежая» местная власть именно могилы родичей Командующего срочно восстановила, отчистила от дерьма. Оператор специально не брал в кадр рядом расположенные разбитые и загаженные могилы и памятники, показал только могилы родителей и тётки Командующего. Но вот поехали в ту часть города, где когда-то в частном доме он жил с родителями. Он помнил, что в том районе частной застройки его соседями были в основном русские, но не знал, что сейчас их там уже нет и его дом, который он после смерти матери продал другому владельцу, тоже русскому… тот дом имеет уже совсем других хозяев. Когда Он с бригадой ЦТ и охраной приехал… Никто не вышел их встречать, ни из бывшего его, ни из соседних домов, в которых когда-то жили дяди Пети и тёти Маши. На процессию подозрительно и с ненавистью из окон взирали новые хозяева, горцы, не заплатившие за них ни копейки. Генерал в душе клял себя, что в эйфории не подумал и согласился на съёмки в своём бывшем доме, и не удосужился заранее разузнать, что там и как. И как он мог забыть, что за годы войн почти всё русское население города или сбежало, или уничтожено, и что может случиться такой «прокол». Но делать нечего, телевизионщики уже начали снимать…