Выбрать главу

            - Ну что случилось, то случилось, сейчас уже поздно плакать милейшая Карина Вартановна. А вот насчёт того, что в Советском Союзе все хорошо жили, это вопрос весьма и весьма спорный. Вам-то, может, действительно при Советской Власти было относительно неплохо,- гость со значением, поочерёдно задержался взглядом на видиомагнитофоне, больших, под потолок паралелепипедах из ДСП и слоёной фанеры – стенка, или спальный гарнитур.- Наверное, и машина есть где-нибудь, или была?... А ведь, наверняка, не всё ещё и вывезли, что-то ведь бросили, что-то продали, что-то может и отобрали... там в Азербайджане, а? И, извините за нескромность, сколько вы за эту, с ваших слов, хибару старухе Василенко заплатили, наверное не торговались, и остальные тоже? И в краевых учреждениях расходы были, не сомневаюсь. Так ведь просто не подскажут, куда поехать, прописку не пообещают...

            Немалого труда стоило женщине выслушать до конца язвительные вопросы. Ответная реакция, конечно, не заставила себя ждать:

            - Мы свои деньги честно заработали, не воровали, не пропивали... и машина была у нас! Да мы хорошо жили, и мы для этого работали, я и мой муж,- женщина порывисто вскочила с ящика и в упор, не мигая смотрела на гостя, словно собиралась его испепелить негодующим взглядом.

            Гость отвёл глаза и, отставив палку, стал мять пальцами края лежавшей на его коленях шляпы, словно ища теперь в ней источник поддержки. Чуть помедлив, и не рискуя больше встречаться взглядом с полыхающими глазами собеседницы, он заговорил вновь:

            - Я не собираюсь оспаривать ваше трудолюбие и способность к хозяйствованию, армяне всегда этим славились. Но поверьте, не один  ваш народ среди наций бывшего Союза обладал такими качествами. Нет, милейшая Карина Вартановна, нет, смею заверить вас и среди нас, русских, есть и домовитые и деловые. Я жизнь прожил, много чего повидал, но факт в том, что и эти русские без пороков при Советах так хорошо и зажиточно как вы, не жили, в среднем конечно. Я не хочу  говорить про высших чиновников и всяких там воров, должностных и прочих, я имею в виду обыкновенных людей. Почему-то у вас эта, скажем так, наша, средняя категория населения имела возможность вот так,- гость обвёл рукой окружавшие его вещи,- относительно неплохо существовать. А у нас в России, извините, только ворюги, председатели всякие, секретари партийные и прочие граждане-начальники, или, разве что, где-нибудь по Северам деньги заработав, ценой собственного здоровья.

            Женщина удивлённо смотрела на гостя, не понимая к чему он клонит, в чём и призналась:

            - Я вас не совсем понимаю.

            - Сейчас поймёте. Я вот к примеру, ваш покорный слуга, скоро уже сорок лет на ниве народного образования тружусь, и жена у меня тоже учитель, и тоже педстаж больше тридцати лет. Не пришлось нам по Северам да Дальним Востокам поработать, с повышенными коэффициэнтами, всё больше Сибирь да Казахстан, а потом вот здесь. Так вот, та власть, то государство, о котором вы тут тосковали, так всё устроило, что нам россиянам, не только русским, всем, ну никак было не разбогатеть, хоть сдохни на работе, только воровать, или через парткарьеру. Не верите? Вот я вам как на духу, за всю жизнь мы с женой двенадцать тысяч накопили. Это при том, что я  непьющий и некурящий, и она не транжира. Сейчас конечно этим деньгам другая цена, но в девяностом году это была цена "Жигулей". Ну конечно кроме этого мы ещё двух детей подняли, сына и дочь, выучили, дом у нас, обстановка, довольно большая библиотека. Но на машину мы только к пенсии смогли деньги собрать, хоть и хозяйство у нас и корова и огород, само собой... У вас-то поди побольше было… к тому времени, до погромов?... А ведь вы с мужем лет на двадцать с лишком нас помоложе будете. Я не сомневаюсь, что и родители ваши и другие родственники побогаче нас в советское время жили, намного богаче. А вот у меня из всей родни я самый богатый, братья кулаком в шутку дразнят. А братья мои тоже непьющие и вроде на хороших местах, один даже кандидат наук...

            Женщина оказалась совсем не готова к такому повороту и не знала как реагировать, а гость всё больше увлекался:

            - Да чего моя родня, такие сбережения, как у меня, далеко не у всех имелись даже в нашей,

 весьма не бедной по российским понятиям станице. А уж в Центральной России, в Сибири, какой там достаток, там куда беднее живут, сам видел, знаю...

            - Нет... подождите, что-то я вас... Неужели вы хотите сказать, что при Советской Власти нам хорошо было за ваш, то есть русских, счёт!?- негодование приливом опять едва не подняло женщину с ящика, на который она вновь присела.

            - Помилуйте, ради Бога,- старик хитро улыбался, в то время как примирительно поднятые руки говорили, что его не так поняли.- Я не собираюсь задевать ваших национальных чувств, я о власти. Видите ли, она просто вам больше позволяла, может, и невольно, в качестве компенсации за моральный ущерб, если можно так выразиться, за плохо вами перевариваемую роль младшего брата. Ну а вы, в свою очередь, в силу особенностей вашей ментальности, умели выбивать из той власти, московских правителей, больше выгод, прежде всего экономического характера... Это же неоспоримый факт, при довольно ограниченных природных ресурсах уровень жизни в Закавказье был значительно выше, чем в любой другой союзной республике...

            - Не знаю,- вновь неуверенно отвечала женщина,- но я думаю, лучше жили там, где лучше работали, были более бережливы...

            - Ну ладно, Бог с вами, раз вы в это верите. Тогда спор на эту тему в данный момент излишний. Мы отвлеклись, пожалуй вернёмся к нашему конкретному вопросу. Я понимаю, вы жертвы развала Союза. Поверьте, я искренне вам сочувствую. Но постарайтесь и нас понять. Процесс развала ещё не завершился и таких жертв, обиженных, гонимых будет ещё очень много. Вот-вот из бывших союзных и некоторых автономных республик хлынет поток русских беженцев, уже начался, возможно, это будет великий исход, обратное переселение народов. Поймите, вы нам совсем не ко двору. Вы только не обижайтесь, и не надо слёз, ими не поможешь...

                                                                                  4

            Пока Анатолий в состоянии крайней обеспокоенности, навеянной встречей с братом и его приятелями, всё-таки продолжил путь и прокрался к огороду своей девчонки, где они регулярно встречались, она...

            Таня, восемнадцатилетняя девушка, скорее обыкновенная, чем красавица, если иметь в виду лицо, и весьма привлекательная, если иметь в виду всё остальное, заканчивала мыть полы в своей хате. Её мать (та самая дородная тётка, что бегала к соседке сообщать о визите Николая Степановича) занималась приготовлением ужина на кухне и время от времени подходила к окну, устремляя любопытствующий взор на противоположную сторону, где через два двора наискосок  располагалась хата, куда уже больше часа назад вошёл, да так до сих пор и не вышел, старик.

            - Мам, ну я всё, вымыла!- с нетерпением прокричала, дабы быть услышанной на кухне, Таня. В спортивных брюках и старой кофте она стояла перед зеркалом и поворачивалась к нему то боком, то задом, то вполоборота, рассматривала себя. Старое, ещё девчоночье облачение было заметно мало, зато очень явственно обрисовывало уже весьма развившиеся женские формы. Пока дочь оглядывала себя, мать продолжала сновать от плиты к окну, чтобы не пропустить момента выхода старика от беженцев и по его настроению предположить, чем там закончилось.

            - Мебель протёрла?- машинально спросила в ответ мать, выглядывая в окно.

            - Протёрла, протёрла... поросёнку корм задала, курей покормила,- Таня предупреждала возможные последующие вопросы.- Ну что, пойду я?

            Мать что-то ещё хотела спросить, но тут нечто булькающее перелилось через край кастрюли, зашипело, паром устремившись к белёному известью потолку. Она от окна кинулась к плите, убавила огонь и посмотрела на газовый баллон – не попала ли на него убежавшая жидкость. Дочь уже стояла в дверях кухни и, едва сдерживая нетерпение капризно-мученически морщила лоб и кривила пухлые губы... Наконец мать повернулась и, снисходительно улыбаясь – всё я про тебя знаю – проговорила: