- Да, вы совершенно правы. Я прочитаю... и моя жена пройдёт по квартирам... только двор то большой, мы не знаем, кто где живёт... ну да ладно, это как-нибудь выясним,- на лице Армена сквозь маску деловитости проступало откровенное удовлетворение - такое сложное дело проворачивалось безо всяких для него затрат.
Следующая неделя получилась крайне нервотрёпной, ибо пришлось идти к брату и просить денег. Естественно, когда Гуля озвучила нужную ей сумму, возник настоящий скандал. Полмил-лиона брат и прочие родственники, находящиеся в Москве, кто легально кто полулегально, собрать, конечно, могли, но... Они однажды уже крупно помогли Гуле, когда она открывала свой магазин и, тем не менее, она вновь нацелилась на внутриобщинную "кассу взаимопомощи", которой заведовал её брат. Её уже привыкли считать крепко вставшей на ноги и никак не рассчитывали, что ей вновь потребуется помощь да ещё такая. Не один год жизни стоило Гуле вымаливание той помощи. Брат требовал, чтобы она поведала ему, куда пойдёт такая прорва денег. Гуля отвечала достаточно резко:
- Я собираюсь делать то, что должны делать мужчины, я не виноваты, что ни мой бывший муж, ни брат не хотят этим заниматься и мне самой приходится обеспечивать будущее своих детей...
Деньги она получила - помогать родственникам на Кавказе это не благодеяние, это обязанность. Их передача Армену осуществлялась в той же самой комнате, в квартире армян. Гуля не боялась, что "компаньон" её, образно говоря, "кинет". Они хоть и были представителями недолюбливающих друг друга наций, но они все являлись кавказцами и отлично понимали, что случись такое, платить придётся жизнью и не только своею, но и, возможно, членов своих семей. Нет, Гуля боялась другого, что дело, несмотря на уверения Армена вовсе не "восьмидесятипроцентное" и деньги пропадут зря. Это она и высказала:
- А если не получится, что тогда, с кого мне требовать возврата денег?
- Не беспокойтесь, всё должно получиться. Мне удалось задействовать влиятельных людей. В общем, процент вероятности успеха существенно увеличился... ммм... может быть даже процентов до девяносто,- ободрил Армен, пряча деньги в ящик стола.
- Ну, если так…- настроение Гули улучшилось, ей передалось часть уверенности партнёра.- Значит можно начинать собирать подписи под письмом?
- Нет-нет, что вы, ни в коем случае!- неожиданно заволновался Армен.- Я забыл вам сказать. Не надо никакого письма и никаких подписей и никакого шума. Мы всё сделаем без этого.
- То есть как... но почему? Мы же должны заявить о том, что творится в этой школе, удивилась такому повороту Гуля.
- Не надо ничего заявлять, и вообще... Те люди наверху, не хотят, чтобы это приобрело масштаб большого скандала на межнациональной основе. Понимаете? Её снимут без всего этого, причину найдут. Вот такие требования к нам - никакой самодеятельности. От вас требуются только деньги и всё. Ничего не предпринимайте и ждите результата. Уверяю, за дело взялись серьёзные люди...
Гулю требование "компаньона" поставили в тупик. Она, конечно, хотела не просто снять директрису, а чтобы все знали, за что она поплатилась, чтобы новый директор опасался, не допускал притеснения ее детей. Но, видимо, когда влиятельные армяне вышли на нужных чиновников, те предпочли всё сделать втихаря и отработать взятку без политической шумихи... И отработали.
Перед Новым Годом в школу неожиданно нагрянула комиссия, так называемая КРУ, и вскрыла множество нарушений по линии финансовой отчётности и распределения средств, выделяемых на бесплатное питание школьников. К тому же обнаружили несколько "мёртвых душ", числившихся в штате школы электриками и уборщицами на полставки, но никогда не чинившие школьного электрохозяйства и не мывших там полы. Зарплату за эти "души" директриса брала то ли себе, то ли откладывала в фонд школы на случай непредвиденных расходов. Дело обычное, за такие нарушения можно было снимать не менее семидесяти процентов директоров московских школ. Но обычно КРУ на такие "мелочи" закрывало глаза, а тут вдруг не закрыло. Всё произошло невероятно быстро, и уже после новогодних каникул школу возглавляла другая директриса, бывшая завуч той же школы.
Гулю ошарашила такая оперативность, в то же время она не испытывала особого удовлетворения. Ей было и денег жаль, и то обстоятельство, что вопрос с калиткой ещё предстояло решать... Тем не менее, главное препятствие в лице директрисы-кавказофобки было устранено. Теперь надо предпринимать следующие шаги и, увы, Гуля это предчувствовала, вновь потребуются деньги. Через своих покупательниц Гуля оперативно навела справки о новой директрисе. Она оказалась украинкой лет сорока - сорока пяти, которая в свою бытность предметником и классным руководителем никогда не отказывалась от подарков родителей, в том числе и от кавказцев. И самое ценное, что удалось узнать, то что "новая" жена бывшего офицера и в советское время жила несколько лет в Ереване, а раз так, то наверняка в курсе кавказской щедрости. Проанализировав все эти сведения, Гуля воспрянула духом... и вновь поехала к брату. Тот чуть не подпрыгнул, когда она вновь попросила денег. Сначала он отказался наотрез, но узнав, что сестре удалось успешно "провернуть" такую рисковую и, казалось, малоперспективную операцию по снятию директрисы... Из этого получалось, что большая часть дела уже сделана и осталось "дать" всего лишь такой мелкой сошке, как новая директриса... Брат уже смотрел на Гулю по-другому - ведь сам-то он на такое не решился. Покряхтев он обещал достать ещё тысячу долларов на подарок и взятку, большего, по его мнению эта "хохлушка", которую Гуля фактически сделала директором, не стоила.
На приём к новой директрисе Гуля пришла, неся в сумочке женские часы и пятьсот долларов в конверте. То что "новая" отлично знакома с кавказскими обычаями во взаимоотношениях учителей с родителями учеников, сразу стало очевидным. Она уставилась на сумочку посетительницы, и в её глазах горело предчувствие поживы. Впрочем, то, что за поживу чем-то в свою очередь придётся расплатиться, она, конечно же, тоже знала. Гуля начала разговор о нехорошем климате, который царил в школе, при предыдущей директрисе. "Новая" довольно живо откликнулась:
- Да, конечно, негативные явления имели место, но вы ведь понимаете причины. Нас всех намеренно перессорили, развалили великую страну и вот теперь все пожинают плоды этого разрушения.
- Да, вы совершенно правы. Вспомните, как хорошо и дружно мы жили в Союзе. Да если бы сейчас был Союз, я бы никогда из Баку не уехала. А сейчас, что творится?
Они заговорили в унисон. Новая директриса тоже жалела о развале Союза. Потому они на чём свет стоит изругали Горбачёва, виновного, по их мнению в развале СССР, в стране где им обоим жить было в общем лучше, чем сейчас. И вот, когда судьба и обнищание родных мест забросило их в эту холодную, негостеприимную Москву... они хорошо понимали друг друга. При таком взаимопонимании передача подарка и денег произошла легко и естественно. Директриса обещала не давать в обиду Фатиму и Азиза, пресекать все возможные в их адрес оскорбления. Она была в восторге от такой посетительницы, которая напомнила ей счастливые времена учительствования в Ереване, где золото и хрусталь считали своим долгом дарить едва ли не все родители её тогдашних учеников. И это в "дефицитное" советское время. А здесь от этих вечно нищих москалей разве дождёшься таких подарков, слава Богу, что есть ещё по-прежнему богатые и щедрые кавказцы. Правда, лицо директрисы несколько омрачилось, когда она, наконец, услышала, за что, собственно, сделано подношение: просьбу вновь сделать калитку в заборе на прежнем месте.
Директрисса была далека от торговых дел Гули, но ещё будучи завучем слышала, как её предшественница на совещании заочно ругала владелицу близлежащего магазина за то, что там ученики отовариваются жвачкой, которой заплёвана вся школа, сигаретами и даже водкой... Но также по слухам она знала, что к делу снятия прежней директрисы приложили руку родители кавказских детей, благодаря чему она совершенно неожиданно поднялась по служебной лестнице, и теперь имеет возможность получать вот такие подарки. И по всему, эта такая милая владелица магазина и дальше будет делать не менее щедрые подарки - она же с Кавказа. Потому "светлое чело" директрисы недолго омрачала задумчивость, она вновь заулыбалась и обнадёжила: