Откуда-то будто по мановению волшебной палочки вдруг появилась целая россыпь разномастных значков и медалей, из которых Байстрюков собственноручно отобрал самые достойные. Они и украсили грудь безмолвно-покорного Миши Брусникина. Среди множества знаков отличия на его груди красовался орден «Мать-героиня» второй степени, значок «Отличник ленинского зачета» и даже памятный знак, выпущенный по случаю трехсотпятидесятилетия со дня основания города Харькова.
– Годится! – сказал мрачно подполковник Байстрюков. – Пошли, урод!
Оцепление расступилось, и пара молодоженов под присмотром подполковника Байстрюкова отправилась спасать репутацию России на международной арене.
– Ты, главное, не трясись, – шепнула Клава жениху. – Подумаешь – президент. Если бы еще хоть наш, а тут вообще из Папуасии какой-то.
– Из Гондурасии, – поправил Миша непослушными губами.
– Это без разницы, Миш. Кто в войне победил? Мы победили. И балет у нас лучший в мире.
– И автомат Калашникова! – очень кстати вспомнилось Брусникину.
– Вот! – подтвердила Клава с чувством. – И Гагарин наш первым в космос полетел! А у папуасов этих что? Одни бананы? Так у нас и у самих бананов этих на рынках сколько хошь!
– Р-р-разговорчики! – рыкнул им в спины подполковник Байстрюков. – На все вопросы президента отвечать только «да» и «нет». И улыбаться! Улыбаться так, будто вам только что квартиру подарили!
Таким образом Миша с Клавой предстали пред президентскими очами с неестественными улыбками на лицах.
Президент был не стар, смуглолиц, усат и мил и тоже улыбался. Он заговорил по-испански, и переводчик, хотя и с акцентом, но достаточно понятно донес его мысль до присмиревших и глупо улыбающихся молодоженов:
– Господин президент хотель приветствоваль вас в такой ваша торжественный день и желал вас как хотель…
Тут президент заговорил снова, переводчик умолк и лишь потом завершил фразу, изреченную патроном:
– …И желал вас как хотель вы сами для себя и даже еще больше!
При этом президент благосклонно кивал, давая понять, что именно это он и имел в виду. Президентская свита бесцеремонно пялилась на нарядную невесту. Стоявшая рядом с президентом расфуфыренная девица строила Мише Брусникину глазки.
Президент заговорил, и переводчик с готовностью перевел:
– Президент имель такой красивый пара видель первый раз, и русски самий красивий лубовник весь мир!
Президентская свита с готовностью закивала. Да, мол, много ездим по миру, многое видим, но такой красотищи отродясь не видали.
– Вы офицер? – перевел переводчик вопрос президента.
– Да! – легко и просто ответил Миша.
– Это твой ордена? – продолжал светскую беседу президент.
– Да! – отвечал Миша, поражаясь той легкости, с которой ему удавалось общаться с главой иноземной державы.
– А за что ордена?
– Да! – брякнул Миша, не подумав.
Обнаружил, что сказал что-то не то, побагровел, исправился:
– Нет!
Понял, что снова ответил невпопад, и обмер, потому что иссяк уже его словарный запас, ведь кроме «да» и «нет» что-либо другое говорить было не велено.
– Не понималь, – озадаченно посмотрел переводчик, пытаясь уяснить, что именно должен он доложить ожидающему ответа президенту.
– Что же ты вытворяешь, урод! – сказал за спиной Миши подполковник Байстрюков с такой лучезарной улыбкой, с какой гордящийся успехами своего отпрыска папаша мог бы представлять гостям сына, только что выигравшего шахматную олимпиаду.
Миша побагровел еще больше, и был он так смущен и так мил в эту минуту, что расфуфыренная девица, стоявшая рядом с президентом, не удержалась и захлопала в ладоши. И вся свита тоже зааплодировала. Девица что-то сказала президенту. Президент перестал улыбаться и посмотрел на Мишу так, будто в этом русском парне ему открылись какие-то новые черты. Миша подумал, что это как-то связано с его нелепым внешним видом, и на всякий случай расправил плечи и подтянул живот. Президент что-то говорил девице, совсем неслышно, почти шепотом, и со стороны казалось, будто он ее уговаривает о чем-то, а девица надувала губки и хмурилась недовольно. Свита тренированно заскучала, делая вид, что все происходящее их нисколько не касается. Миша тянул подбородок к небу, чтобы казаться настоящим офицером. Клава переминалась с ноги на ногу.
Президент вдруг сделал шаг в направлении Миши Брусникина, взял его под локоток и увлек за собой, при этом выражение лица у президента было такое, будто он собирался сделать Мише какое-то чрезвычайно непристойное предложение. Миша обеспокоенно обернулся, выискивая глазами свою Клаву, но уже подпирал его сзади переводчик, и подполковник Байстрюков тоже следовал за ними неотступно, чтобы чего важного не пропустить.