СОЗНАНИЕ И ВЫВАЛИЛСЯ ИЗ ОКНА - ЕГО ПРИНЕСЛИ НАЗАД УЖЕ В ПРЕДЛЕТАЛЬНОМ СОСТОЯНИИ / 5 ДЕТЕЙ, СРЕДИ НИХ 2 ДЕВОЧКИ 13 и 14 ЛЕТ, ИГРАЛИ НА ВЕРЕСКОВОЙ ПУСТОШИ, КОГДА ПОДЪЕХАВШИЙ ВЕЛОСИПЕДИСТ СХВАТИЛ ОДНУ ИЗ НИХ И УТАЩИЛ В ПРИДОРОЖНЫЕ КУСТЫ - РЕБЕНОК ГРОМКО ВЗЫВАЛ О ПОМОЩИ И ОТЧАЯННО ЗАЩИЩАЛСЯ / ВЕСЕЛАЯ ВДОВА С ТРЕМЯ КАВАЛЕРАМИ ЗАТЕЯЛА У СЕБЯ НА КВАРТИРЕ САБАНТУЙ НАПИВШИСЬ ВДРЕБЕЗГИ, ОНИ УСТРОИЛИ НАСТОЯЩУЮ ОРГИЮ, ПРИ ЭТОМ ХОЗЯЙКА УПАЛА С ЛЕСТНИЦЫ - ГОСТИ ПОДНЯЛИ ЕЕ НАВЕРХ И, ПОЛОЖИВ НА
была верующей. Я тоже ежевоскресно посещал церковь (вдвоем с женой) и молча наблюдал за мужчинoй, который там, впереди, надсаживался как ненормальный ради одного лишь Бога, в которого уже почти никто не мог верить по-настоящему. Девочка часто сидела неподалеку от нас и молча смотрела вдаль. Глядя на нее, я все время думал о газетнoй статистике: большинство женщин по-прежнему регулярно посещает церковь, но двадцать процентов из них при этом считает, что в богослужении нет больше смысла. Девочка очень любила в странновато холодной манере говорить на религиозные темы. Моя жена, думая, что она делает это только шутки ради, обычно весело смеялась. Жена была натурой набожной - или, скорее, расчетливой, так как думала: а кто его знает? - но при этом легко относилась к любой шутке, даже когда та касалась ее веры и ее Бога. Единственное, чего она не понимала, - почему девочка выражает свои мысли так холодно и безразлично. А мне это иногда даже причиняло боль. Хотя богослужение действительно не имело для меня никакого смысла, я пугался, когда видел, что и ребенок мыслит таким же образом. Я пристально вглядывался тогда в эту девочку - стеклянная стена вставала между нами, занавес из холодных струящихся вод из легчайшего хрупкого льда. Никогда я не осмелился бы спросить, случаются ли у нее при виде священника такие же, как у меня, боли в желудке - то чувство, которое возникает, когда видишь отклонение природы, порождающее не женщину и не мужчину, а нечто двуполое, надевающее, в силу извращения, юбку. Я жил в первую очередь глазами, и юбка относилась в моем понимании к женщине. Но речь тут шла не о священнике, не о малозначащем слуге, но о самой службе. Этот Христос оставался для меня существом, которого я не понимал, - каким-то евреем, который две тысячи лет назад странствовал по Палестине, обещал неосведомленным "небо" (и о каком таком небе шла речь?) и проповеди которого записали много лет спустя, когда все было давно забыто. И какая глупость, что он называл себя Сыном Человеческим, - он, который даже не удосужился оставить потомков. Но все-таки меня тревожило, когда девочка говорила в своей холодной, отстраненной манере о внешней, предметной стороне веры. В нашей гостиной на каминной полке стоит фигурка святого: Христос, распахнув объятия, открывает свое сердце - будучи багряного цвета, оно испускает золотые лучи. Название фигурки: Святое Сердце. Однажды девочка, стирая пыль с мебели, перешла к каминной полке и, переставляя фигурку Христа, сказала: а сейчас протрем Пустое Сердце. Это новое определение она выделила - хотя и не очень сильно. Скорее, она произнесла его в своей обычной манере
КРОВАТЬ, ВЫСЫПАЛИ ЕЙ НА ЛИЦО МЕШОК ЦЕМЕНТА - КОГДА ОНА УМИРАЛА, КАВАЛЕРЫ ПРОДОЛЖАЛИ ВЕСЕЛИТЬСЯ / НА КНИЖНОМ АУКЦИОНЕ ПРОДАВАЛАСЬ КНИГА ДОВОЛЬНО РИСКОВАННОГО СОДЕРЖАНИЯ, КОТОРАЯ, КРОМЕ ТОГО, БЫЛА ПЕРЕПЛЕТЕНА В ЖЕНСКУЮ КОЖУ - ПО-ВИДИМОМУ, У ФОЛИАНТА НАШЛОСЬ НЕМАЛО ПОКЛОННИКОВ, ТАК КАК ОН БЫЛ ПРОДАН С МОЛОТКА ЗА 20 000 ФРАНКОВ / 19-ЛЕТНЮЮ ДЕВУШКУ ИЗБИВАЛИ ПЛЕТЬЮ, КАБЕЛЕМ ИЛИ РАСКАЛЕННОЙ КОЧЕРГОЙ, В ТО ВРЕМЯ КАК ЕЕ ТЕТЯ, СПОКОЙНО НАСЛАЖДАЯСЬ ЧАШКОЙ ЧАЯ, ДАВАЛА УКАЗАНИЯ СВОЕМУ
холодно и безразлично. Она даже не хмыкнула: когда ее руки стирали пыль, глаза смотрели на фигурку вполне спокойно. Только в уголках ее рта поигрывало что-то подозрительное. Моя жена принялась хохотать - хотя и не посмела повторить слова девочки. Затем, смахнув слезы, она сказала слегка испуганно: надо же! так глумиться над святыми вещами! Девочка задумчиво посмотрела мимо нее. Я вовсе не глумлюсь над Пустым Сердцем, сказала она. Но она становилась особенно недовольной, моя жена, когда кто-нибудь заболевал, выставляя свою болезнь напоказ и этим впрямую демонстрируя бренность плоти как таковой. "Ишь ты, заболел!" - произносила она с такой досадой, будто люди сами виноваты, что в них происходит поломка. Но больше всего ее возмущало, что о болезни вообще говорят вслух. Может быть, она смутно чувствовала, что жизнь - как ее самой, так и ее окружения - это не более чем глупейший спектакль, разыгранная на сцене комедия. Она втайне догадывалась на сей счет, хотя ей вовсе не хотелось догадываться. Каждый, с ее точки зрения, обязан был двигаться по сцене так, как если б на ней не громоздилось никаких декораций и не висело никаких занавесов. Каждый обязан был делать вид, что он бессмертен. А если кто признавался, что болен, тот проваливал идущую постановку. Она действительно ничего не понимала в этом загадочном и хрупком механизме, скрытом под кожей. Она ничего в нем не понимала, но и не желала, чтобы этот вопрос обсуждался. По правде говоря, она считала безответственным и даже развратным, когда при ней заводили разговор о каком-нибудь (спрятанном в слизистотканом мешке) телесном органе. После таких разговоров она только пожимала плечами. Его почки? - переспрашивала она. - Почем ты знаешь, что у него действительно есть почки и что они болят? Хуже всего было, когда дело касалось органов размножения. Даже об органах обмена веществ, с ее точки зрения, рассуждать было неприлично, а уж если разговор касался органов репродукции, она и вовсе поджимала губы. Ей действительно не хотелось верить, что скелет является просто каркасом, внутри которого подвешены органы, а слизистые оболочки и кожа - лишь мешками, которые соответственно эти органы и каркас оборачивая, функционируют как защита. Для жены существовала только наружность: только глаза и рот были "настоящими органами", все остальное возникало лишь в затхлой фантазии больного. Она считала само собой разумеющимся, что человек и должен заболеть, если он все время рассуждает о подобных вещах. Живя рядом с ней, я даже чувствовал, как жидкость из желчного пузыря капает слишком медленно