— Стану я врать…
— Хорошо, — сказал Стефан, успокоившись. — Спасибо. Пирожное за мной.
— Два, — нахально заявил мальчишка.
В темноте казалось, будто он улыбается.
— А что еще?
— Дежурства днем, не ночью…
— А еще? — вкрадчиво поинтересовался Стефан.
— Хватит…
— Ты и ночью на дежурстве спишь. Зачем тебе день? Чтобы не работать? Между прочим, ты не боишься, что они догадаются?
— Сделай так, чтобы не догадались, — возразил мальчишка.
Вдруг захотелось его ударить.
— Я подумаю. Иди.
У выхода из лаза зашуршало. Стефан мог бы поклясться, что мальчишка продолжает ухмыляться, щерясь беззубым ртом. Он вспомнил ощущение опасности, когда утром у частокола Маркус оказался у него за спиной — гибкий хищный зверек, всегда готовый к прыжку… «Неужели это я его таким сделал? — с сомнением подумал Стефан. — Таким, что сам уже не понимает, кто он есть, для него это естественно… Нет, я не мог. Подлец ведь, гаденыш — и нашим, и вашим… Нельзя ему верить — ударит исподтишка. Платный информатор… Полезный в общем-то человек, нужный, но…»
— Стой, — сказал Стефан, и Маркус остановился.
«Разве он не чувствует сам, насколько это унизительно — таиться от всех, прятаться, как вор… Хм. Может быть, и в самом деле давно пора завести собственную полицию, чтобы не выслушивать вот так сплетни? Да только где я найду для нее столько пирожных?»
— Нет, ничего. Иди.
Глава 19
— Смотри-ка, — сказала добрая великанша, распутав кокон, — совсем сухой.
Джекоб тут же исправил это упущение. Услышав «ну, вот», он не огорчился. Всякому действию свое время. Сегодня он наконец сумел справиться с управлением своим мочевым пузырем и был удовлетворен первым успехом. Если существовать не учась ничему новому — зачем тогда вообще существовать?
— Ну и крик! — заметил Главный великан. — А еще говорят, вредно здесь жить. Вон какие легкие.
Добрая великанша пеленала Джекоба в сухое. Малыш сопротивлялся, как мог. Он не хотел в кокон.
— Молока ему давали?
— Только что. А остатки прокипятила. Не скиснет.
Прежде чем Главный великан вновь раскрыл рот, Джекоб уже знал, о чем тот спросит и что ответит добрая великанша.
Маргарет рассмеялась.
— Нет, кипяченое ему не вредно. Кто из нас врач — я или ты?
— Он так и будет орать? — спросил Стефан.
— Газы, наверное, — предположила Маргарет. — Ты не видел трубочку? Где-то тут была.
В ответ Джекоб выдал такой оглушительный рев, что Маргарет, покачав головой, быстро закончила пеленание.
— Нашел, — сказал Стефан. — Под книгой лежала.
— Уже не нужно, — задумчиво проговорила Маргарет. — Знаешь, по-моему, это не газы. Не пойму, что с ним творится. Всегда такой спокойный, а тут… Ведь не плачет, а просто орет. У меня сейчас было ощущение, что он вот-вот заговорит.
— С чего бы?
— Смешно, конечно, — Маргарет тряхнула головой, убирая прядь волос со лба, — но мне иногда кажется, будто ему есть, что сказать. Или, может быть, предупредить о чем-то, я не знаю. Вдруг он умнее нас с тобой? Или что-то чувствует, чего не воспринимаем мы, только выразить не может? Ты не смотри на меня так, я еще в своем уме. Посуди сам. Нормальный, крепкий младенец, просто на редкость здоровый, сытый, сухой… А ведь что-то ему не нравится.
— Ты ему поползать дай, — предложил Стефан.
— Он не хочет ползать, — возразила Маргарет.
— Тогда погремушку.
— Ты поаккуратнее с трубочкой, она у нас последняя. Дай-ка ее сюда… Не нужны ему ни погремушки, ни кубики, то-то и оно. Не интересуется. Я иногда думаю, сколько ему на самом деле: три месяца или…
— Старая больная тема, — улыбнулся Стефан. — В тринадцать тебе положено гонять в футбол, дерзить учителю, драться за углом школы и тайком смотреть порно. Это мы проходили. А если тебе за пятьдесят, ты должен выглядеть респектабельно, читать солидные газеты, нянчиться с внуками, коли они есть, и дважды в неделю играть в теннис. Вот только никто не знает, что делать, если тебе тринадцать и пятьдесят три одновременно.
— Ты знаешь, — тихо сказала Маргарет.
— Ничего я не знаю!
— Ну вот, наконец-то сам признался. Хорошо, что Джекоб кричит, никто нас не услышит… От нашей серьезности иногда тошнит. И от легкомыслия тоже. Кто мы: дети, играющие во взрослых, или взрослые, играющие в детей? Если бы мы столкнулись просто с гипофизарной карликовостью, я бы знала, что делать. А так? Мне еще предстоит стать педиатром-геронтологом. А ты когда-нибудь задумывался о том, что с нами будет? Через десять лет, через тридцать. От тебя ведь этого ждут…