Когда они снова вышли на проезжую дорогу, Мейсон концом лыжной палки отстегнул свои крепления.
— Хочу заглянуть ненадолго в таверну.
— Сегодня у тебя выходной, — сказала Роз, огорчившись.
— Надо заняться кое-какой бумажной работой. Я катаюсь каждый день после десяти. Присоединяйся, если желаешь.
Роз помахала, но ничего не ответила. Она не собиралась ловить его на слове. Но на следующий день была на месте, в полной готовности, если не считать побаливающие после физических упражнений мышцы. А также во вторник и среду. Такого с ней сроду не случалось. Просто наряду с величественными соснами и хрустящим деревенским воздухом она впервые наслаждалась вкусом дружбы.
Прошла неделя, а потом две. Жизнь Роз потекла по накатанной колее. Но она не могла сказать, что ей прискучило и что она рвется в путь, как всегда случалось в прошлом. Мейсон учил ее читать, или скорее пытался усовершенствовать те скромные навыки, которыми она обладала. Вероятно, подобная ситуация могла бы смутить ее, но он не давал ей ощутить себя глупой. Должно быть, потому, что его помощь была достаточно незаметной и не затрагивала ее гордость.
— Эй, Рози, — сказал он однажды вечером, — я взял в библиотеке пару книжек, которые, мне кажется, тебе понравятся. Я знаю, что ты не слишком хорошо читаешь. У одного моего кузена в школе возникли те же проблемы. Так вот он и порекомендовал эти книги. Думаю, на пару мы сможем их одолеть.
Роз неопределенно пожала плечами, но с этого дня дважды в неделю часок перед ее сменой они сидели рядышком за столом в его офисе. Она не казалась себе дурочкой, произнося слова или выписывая их на бумаге. В качестве награды за ее труды Мейсон читал ей несколько страниц из своих толстых фолиантов. Он был прекрасным чтецом, расставляя акценты, придавая тексту окраску, делая повествование занимательным. Сейчас они читали его любимую книгу Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан».
Пристроив подбородок в ладонях, Роз спросила:
— Это происходило в штате Нью-Йорк, да?
— Да, но у англичан были поселения и в Мичигане. Когда-нибудь мы туда съездим.
Сказал между прочим, как один приятель может сказать другому, и Роз пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы удержать готовую отвиснуть челюсть. Как у него это получается? Мейсон давал ей почувствовать себя особенной, необходимой, между тем, как Роз точно знала, что она ни та, ни другая.
Всю свою жизнь Роз была невидимой для всех, появляясь на радарах других людей только тогда, когда они предполагали в ней потенциальный источник неприятностей. Ее лишь учитывали, как единицу в системе надзора за лишенными родительской опеки детьми. Но Мейсон видел в ней личность. Он делал совместно проведенное ими время радостным и беззаботным, если не считать пульса, подскакивающего всякий раз, когда он клал руку ей на плечо или посылал простую улыбку. Уроки чтения из занудного занятия превратились в увлекательную авантюру, так же как и катание на лыжах наполнялось каким-то другим смыслом, нежели простые физические упражнения.
Совершенствуясь в обеих областях, она одновременно училась говорить. Мейсон поражал ее. Даже если забыть о голливудской внешности, интригующем прошлом и увлечении нестандартной музыкой, этот парень был ходячей энциклопедией того, что касается природы. Он мог распознавать дерево по коре, называл вид животного, следы которого пересекали их лыжню, и был без ума от птиц. Тут и там останавливался внезапно, задирал голову и слушал пронзительный свист или воркованье какого-нибудь пернатого создания.
Однажды, в который уже раз следуя за ним по лыжне, Роз решила сразить его своими беспримерными познаниями:
— Эй, слышишь?
Он замер и обернулся.
— Что?
Она дождалась, пока сверху раздалось громкое карканье. Над их головами меж деревьями пролетела самая что ни на есть заурядная ворона. На нее Роз и указала.
— Вон там. Это ворона. Питается падалью и отбросами. Распространена по всей стране. Ее можно узнать по характерному громкому крику и отвратительным манерам за столом. — Она пыталась сохранять серьезное выражение лица, но ее выдавали подрагивающие от сдерживаемого смеха губы.
— Недурное описание.
— Не ты один разбираешься в птицах.
— Я считал тебя экспертом по наскальным сизарям.
— Наскальным сизарям?
Он хмыкнул, и она поняла, что ее снова дурачат.
— Больше известным как голуби. В Детройте все ими загажено. Просто неофициальный символ города.
На вершину ближайшего дерева плюхнулась ворона и прорезала своим карканьем морозный, спокойный воздух.
— Деревня немногим отличается от города. Тоже находятся желающие пошуметь и намусорить, — заметила Роз.
— Что есть, то есть. Я где-то слышал, что если бы птичьи голоса можно было бы перевести на человеческий язык, то на фоне общего поэтического щебета резко выделялись бы вороньи ругательства.
Большая серая птица снова хрипло вскрикнула, и Роз согласилась, что резоны для подобных сравнений имеются.
— Неужели ты никогда не думала разыскать свою семью? — однажды спросила Марни, убираясь в баре после закрытия.
Роз хмуро пожала плечами.
— Нет.
И солгала. Она давно отчаялась их найти, но все равно, попадая в очередное новое место, она отыскивала в незнакомых лицах что-то знакомое — черточку, жест, что-нибудь, что могло бы идентифицировать ее иначе, чем Розалинду Беннет, порядковый номер 42577.
— Я бы не прекратила поиски до тех пор, пока не выяснила, кто они такие и почему бросили меня, — заявила Марни, засовывая в стаканчики на столах бумажные салфетки.
— Брось, Марни, — призвал ее Мейсон из-за стойки.
Но его строгая команда не произвела никакого впечатления на неугомонную сестру.
— Ты же можешь ей помочь, Мейс. — Она повернулась к Роз и добавила: — У Мейсона талант к таким задачам. Говорил он тебе, что раньше был частным детективом?
— Упоминал, — ответила Роз.
— У тебя до сих пор есть контакты в Детройте, Мейсон. Возможно, хватит нескольких телефонных звонков, чтобы определить, где следует искать.
— Марни… — предостерегающе начал он, но, как обычно, сестра лишь отмахнулась.
— Если ты решил скрываться в Гавани шансов, то вполне можешь сделать что-нибудь полезное.
— Проклятие, Марни! Почему ты все время лезешь не в свое дело? Может, Рози не хочет ничего знать о своей семье? А мне не нужны лишние напоминания о… — Мейсон начал разминать плечо, словно пытаясь избавиться от ноющей боли. — Я покинул Детройт не без причины, как тебе известно. И я вовсе не скрываюсь. Мне хочется быть среди реальных, настоящих людей. А здесь народ говорит то, что думает.
— Да, это здорово, — согласилась Марни, ни в коей мере не смущенная взрывом ярости брата. — Честность и надежность — извечно значимые качества, никогда не выходящие из моды. — Она улыбнулась, явно довольная собой. — Отличный лозунг для избирательной кампании.
— Бог мой! Ты никогда не заткнешься! — разбушевался Мейсон. — Сперва требуешь от меня покопаться в прошлом Рози, потом заводишь волынку о стратегии выборов!
— Диана Сазерленд из демократической партии Мичигана считает, что ты — тот человек, что им нужен.
— Откуда ты можешь знать, что считает Диана Сазерленд?
Марни презрительно сморщила нос.
— Я поговорила с ней тем вечером, когда ты был слишком занят, смешивая напитки для всякой шушеры.
Его лицо окаменело.
— Я ее сюда не приглашал. Я бизнесмен, а не…
— Слуга народа? — продолжила за него Марни.
— Политика — игра, затрагивающая специфические интересы конкретных лиц и денежные вопросы. Одна большая схватка за власть, где все сводится к персональным амбициям. Что до избирателей, то забудь о них. Они требуются только в момент выборов. Дальше об их потребностях никто не вспомнит.
— Но кое-кто может и должен вспомнить, — настаивала Марни. — И ты был бы именно таким законодателем. Слугой народа. А не просто политиком.
— Ты закончишь когда-нибудь? Твои приставания меня утомили.