— Нужно отнести его к Джузеппе, — говорит она. — Виола, ты знаешь, где дом целительницы?
Девочка решительно кивает.
— Сделаешь для меня кое-что? — продолжает Розалина. — Сбегай к ней и скажи, что мы несем раненного и нужно приготовиться его принять. Бен пойдет за тобой.
— Хорошо! Я буду бежать так быстро, как смогу!
С этими словами Виола действительно мчится прочь так быстро, как позволяют ее детские ноги. А я встаю, поднимаю Тибальта и подтягиваю его к себе на плечо, стараясь быть аккуратнее. Если честно, во мне не так уж много жалости к нему, но если это важно для Розалины…
— Ты знаешь, что это значит? — взволнованно говорит она, хватаясь за мое свободное плечо. — Ромео больше нельзя обвинить в убийстве! Герцогу придется отменить изгнание!
— Это так, конечно, и это замечательно...
Я делаю паузу, не желая топтать ее оптимизм.
— Но сейчас ты скажешь «но»? — щурится она.
Я киваю и виновато поджимаю губы.
— Если Тибальт поправится, моя семья потребует его немедленной казни. За убийство Меркуцио.
Розалина замирает. Она молчит и думает, приложив палец к губам. С этой глубокой задумчивостью в глазах она кажется мне еще красивее.
— Надо будет обратиться напрямую к герцогу, — наконец говорит она. — Убедить его, что Бог оставил Тибальта в живых не для того, чтобы позволить его казнить. Разве это не посчитают чудом?
— Вероятно, что так…
— Но пока всё не утряслось, давай не будем раскрывать, что он жив, а то Монтекки и правда велят задушить его подушкой. И нам нужно заключение целительницы, что Тибальт в таком состоянии не от меча Ромео. Джузеппа спрячет его у себя и позаботится о нем.
— Но гробовщик уже в пути, — напоминаю я ей. — Ему сказали забрать два трупа.
И снова Розалина прорабатывает проблему в уме, а потом сияет, озаренная идеей.
— Вряд ли гробовщик знает Тибальта в лицо, так ведь? Он примет за него любой труп, который найдет рядом с Меркуцио.
— Не понимаю, — я хмурюсь и указываю на своего друга, в одиночество лежащего на земле. — Даже если гробовщик не видел Тибальта, до двух-то он явно сможет сосчитать.
— Предоставь это мне, — улыбается Розалина. — Не спрашивай откуда, но я достану второй труп. А ты пока донеси Тибальта до целительницы. Встретимся там.
Я удивлен, конечно, но мне ничего не остается, кроме как исполнить ее поручение. Она разворачивается, чтобы уйти, но тут же поворачивается снова.
— О, Бенволио! И когда Джузеппа осмотрит Тибальт, попроси Виолу описать симптомы Себастьяна. Может, для него найдется какое-нибудь средство, чтобы унять кашель.
На мгновение я застываю на месте. Забываю про вес Тибальта на плече. Про печаль на душе от потери Меркуцио. Я просто стою и смотрю Розалине в глаза. Даже перед лицом таких ужасов мой ангел вспоминает про бедного больного ребенка...
Нет. Я больше не могу себя сдерживать. Я делаю решительный вдох и тянусь к ней, чтобы крепко поцеловать в губы.
Глава 28
Я снова в гнилом квартале и теперь иду на запах мертвеца. Кажется, я скоро начну ориентироваться в этой части города лучше, чем во всей остальной Вероне. Не то чтобы меня это радует, конечно, но сейчас мне необходимо быть здесь.
Учуять мертвого извращенца не так-то просто — воздух тут пропитан зловонием даже там, где нет разлагающегося на солнце трупа. И всё же я нахожу его в переулке, ориентируясь на рассказ Виолы.
Собака, хвала ей за это, действительно нанесла мужчине смертельный укус в горло, но этим его наказание не ограничилось. Над его лицом уже поработали крысы, устроив себе знатный пир. Его губы оторваны от лица, а кожа покрыта следами от зубов грызунов. Нос разодран до костей, а глазницы пусты, если не считать вязкой кровавой жижи.
Я чувствую тошноту, но не жалость. По правде говоря, будь у меня время, я бы его хорошенько отпинала. И плюнула бы сверху. Добрая христианка перекрестила бы его и попросила у Господа отпустить его грехи, но у меня нет к сил христианское сострадание. Поэтому я желаю ему вечно пылать в аду, если он есть, а потом хватаю за подмышки, сдерживая рвотный позыв, и тащу его к «Землеройке».
Нужно выдать его за Тибальта. Мертвый поганец тяжелый, и я пыхчу, сражаясь с его весом, но всё-таки успеваю к таверне раньше гробовщика. Им оказывается слишком худой и слишком высокий мужчина. И не слишком сообразительный, что идеально вписывается в мой план.
Он застает меня в скулящей и ползаущей на коленях между Меркуцио и безликим самозванцем. Гробовщик наблюдает, как я мечусь между мертвецами в лучших традициях плакальщиц, а потом прочищает горло.