Я чувствую точный момент, когда умирает мой двоюродный брат. После разговора с Джузеппой я выбралаего. И здесь среди аромата трав и уюта, Бенволио сидит рядом со мной и учит Виолу писать буквы ее имени, а меня внезапно охватывает паника.
Я вскакиваю со стула и через комнату спешу к Тибальту, растянувшему перед огнем.
Возможно, горе и сожаление сводят меня с ума, но мне кажется, что на долю секунды я чувствую на себе его объятия. Это похоже на волны невесомого тепла и нежности. А голос Тибальта беззвучной песней доносит до моего слуха слова:Не плачь обо мне, ибо в твоем сердце я переживу самого себя.
Разочарование слишком велико, чтобы его вынести. В один момент Тибальт жил, а в следующий его не стало. Как будто призрачная его часть всё это время оставалась среди нас, а теперь навсегда покинула этот мир.
— Он ушел, — шепотом говорю я целительнице.
Приходится сдерживать ком в горле.
Джузеппа подходит к Тибальту, прижимает палец к его шее и кивает. Я поворачиваюсь к Бенволио, который уже встал, готовясь помочь мне нести мертвое тело в гробницу Капулетти. Пока он укладывает его на своем плече, меня за рукав дергает Виола.
— А можно мне с вами? — спрашивает она. — Я хочу помочь.
Я решительно мотаю головой.
— Нет, ребенку нечего делать ночью на кладбище. Оставайся здесь, а мы скоро придем.
— Ну пожалуйста, Розалина, — просит Виола.
Ее красивое лицо становится серьезным, и она внимательно изучает стены, пока ее не озаряет идея.
— Я могу нести лампу! — говорит она. — У вас ведь руки будут заняты, а я помогу вам увидеть дорогу в темноте.
Несмотря на тяжесть момента, я смеюсь ее и поворачиваюсь к Бенволио. Он тоже усмехается.
— Попробуй ей что-нибудь запретить, — говорит он. — Стоит на своем, совсем как ты.
Я обреченно вздыхаю и поддаюсь Виоле. Снимаю с крючка фонарь, чтобы вручить его ей, а затем крепко целую ее в макушку.
Когда пламя в лампе вспыхнуло, мы втроем уходим в ночь вместе с безжизненным телом Тибальта. Верона спит в тишине и ночной прохладе. Когда мы проходим площадь и подходим к склепу Капулетти, Бенволио просит меня пойти вперед и разведать обстановку.
Судя по глухому шуму со стороны, этой ночью бодрствуем не только мы. У меня в животе сворачивается страх.
Через несколько минут я добираюсь до церковного двора и захожу в длинный коридор склепа, где вижу какого-то испуганного монаха. И он, черт возьми, далеко не один. Я прячусь в тени и всматриваюсь холодный полумрак.
А потом внутри меня всё падает. Отчаяние, страх и разочарование скручиваются в узел у меня в груди, потому что это конец.
Ромео вернулся в Верону. И он лежит мертвый, а рядом с ним, в луже крови, валяется бездыханный Парис.
Джульетта тоже мертва. Проклятый нож торчит из ее груди, а моей голове звучит ужасное:«Есть и другие кинжалы».Но я же сама позволила этому случиться, не так ли?
И всё же к этому невозможно быть готовой. Рыдания подступают ко мне так близко, что я вот-вот согнусь пополам и закричу во горло. Но нельзя, чтобы нас раскрыли, иначе насчет Тибальта будет слишком много вопросов.
Усилием воли я заставляю себя отложить скорь и сосредотачиваюсь на остальных присутствующих. На тех, кто жив.
Здесь герцог Эскал, как и Бальтазар, рыдающий над телом своего господина. Рядом с ними куча вооруженных стражников, держащих в руках лопаты и обнаженное оружие. Родители Джульетты и Ромео тоже тут. Синьор Монтекки сообщает, что его жена умерла этой ночью, и падает на колени, когда видит тело сына.
— Бессовестный! — плачет он. — Совсем забыл приличье и слег в могилу раньше отца!
Мне вдруг отчаянно хочется убежать и запретить Бенволио заходить сюда. Заставить его не смотреть. За пару дней он похоронил двух друзей, одного врага и родную тетю — не многовато ли для одного человека?
Тот монах, которого я заметила первым, рассказывает трагическую историю тайной свадьбы, датского снотворного и недоставленного вовремя письма. Историю Джульетты, которая проснулась и нашла Ромео мертвым, а потом связала его клинок и совершила над собой насилие.
Синьор и синьора Капулетти пробуют смириться со смертью дочери во второй раз, а герцог Эскал с помощью Бальтазара пытается выяснить, при чем тут вообще Парис и почему второй его родич умер, втянутый в распри двух семей.
Я решаю, что услышала достаточно. Больше не хочется. Моя печаль уступает только моему разочарованию. Нужно убираться и найти Бенволио. Я собираюсь уйти тайком и начинаю пятиться к выходу, но внезапно мне на плечо ложится чья-то рука.
Признаться, я бы не удивилась, если бы, повернувшись, увидела призрака — это было бы достойным финалом. Эта проклятая гробница в последние пару дней охвачена фантомами.