- Еще Валдис Пельш, - поправил его Семененко.
- Ах да, эй, Пельш, ты кто?
Тот только хрипел в ответ.
Юрка пригляделся к погонам:
- Два ромба на погонах, три в петлицах… Гаупт! Ребят, да мы гауптштурмфюрера в плен взяли!
- Ого! - Еж обрадовался так, что аж подпрыгнул. - Ни разу еще офицера СС живого не видел!
- Ты недавно вообще фашистов только в кино видел… Эй, имя какое, враг народа? - дед легонько пнул латыша в бок.
- Чего это только в кино-то? Они у нас регулярно попадаются, скинхедами называют, азербайджанцев лупят, на стенах про величие России пишут.
- Еж, помолчи, потом расскажешь. - Юра нагнулся и стал обшаривать карманы офицера. - Есть зольдбух… Гауптштурмфюрер Герберт Цукурс… Лиепая, год рождения тысяча девятисотый… Место службы… Черт разберет этот немецкий!
Второй… батальон, ага! Ди… Леттише фрай… вилли… виллиген… бригаде… Тьфу ты… Чего это такое?
- Доброволец латышский, и так ясно. Ладно, давай пока свяжем и сходим посмотрим, чего там наши-то делают?
Пламя к тому времени уже спало, только кое-где чадили останки эсэсовцев. Пахло жареным мясом. Еж остался караулить пленного, дед же с Юркой пошли на островок по вонючему перешейку.
По пути Юра ругался сам на себя:
- Ну как же так, винтовку то я не проверил… Мушка сбита была… Вот ведь, а? Ведь знаю же, все почистил, в порядок привел, а вот мушку не проверил.
- Так ты что, не стрелял из нее?
- Нет… Пока тут сидели одни, старались не шуметь, когда вы появились - опять не до шума было.
- Наука… Эй, вы там! Целы? - гаркнул дед.
- Ага! - Ответил кто-то, похоже, Вини.
- Сюда давайте, мы тут пленного взяли!
Ритка старалась не смотреть на скрючившиеся обожженные трупы, сквозь обуглившуюся черную корку которых, просвечивало красное мясо. Странно, но какой-то гордости или удовлетворения она не чувствовала. Наоборот, отвращение к самой себе.
Наконец, страшное место осталось позади.
Они подошли к связанному эсэсману, возле которого сидел Еж. Андрейка пояснял тому, что латыш реально неправ. И сейчас не прав и в контексте политическом тоже. И что еще проситься будете обратно к России, но уже поздно будет - не возьмем.
- Чего, Еж, политинформацию ч-читаешь? - спросил Юра.
- Объясняю ему важность момента. Чтобы проникся.
- А смысл? Все равно сейчас в расход пустим, чтоб не дышал. А то вон как ему больно дышать-то…
Гаупт вздрогнул на этих словах деда.
- Глико-чо! - удивился Кирьян Васильевич. - Понимает по-человечьему!
- К-куда он денется…
- Понял? А я тебе, что говорил? Или все расскажешь, или шлепнем на месте! - и Еж убедительно клацнул затвором.
В этот момент подал голос Вини, внимательно изучавший офицерскую книжку гауптштурмфюрера:
- А ведь я его знаю…
- Чего? - удивились все в один голос.
- Это тот самый Герберт Цукурс. Я про него в универе доклад делал…
- В к-каком универе? - переспросил Юра.
- Ребят, вы чего? Я же историк, все-таки. Он летчиком был до войны. Популярный был, как у нас Чкалов. А в июле сорок первого перешел к немцам служить. В команде некоего Виктора Арайса служил. Так что ли?
Вини сел на корточки перед полулежащим Цукурсом.
- Четвертого июля сожгли заживо в рижской Большой хоральной синагоге около полутысячи евреев. Так?
Цукурс зло прищурился, не отводя взгляд от студента, но не говорил ни слова.
- Восьмого декабря расстреляли около трехсот детей в больнице на улице Лудзас. Так? Это же вы с Арайсом на груди у себя новорожденных разрывали руками! Так? К началу декабря 1941 года, согласно отчёту СС-айнзацгруппы «А», в Латвии было уничтожено уже более тридцать пять тысяч евреев, а за всю войну, из более чем восьмидесяти тысяч латышских евреев, уцелеет только сто шестьдесят два человека. Кстати, историки потом долго спорить будут, кто из вас эту знаменитую фразу сказал: «Что за латыш, если он не убил ни одного жида?»
- Вы странные, какие-то… - вдруг прохрипел Цукурс. - Много знаете… Жалко я вас не прибил… Краснопузые сволочи!
- Но, но! - приосанился дед. - Это еще посмотреть надо - кто краснопузый, я или ты, ирод балтийский!
И плюнул ему в лицо:
- Ритулька, девонька отойди-ка… - ласково сказал Кирьян.
Она молча покачала головой. Мол, не пойду.
Латыш чего-то заругался на своем языке, когда дед приставил винтовку к лицу.
Дед крякнул:
- Чего бармишь? Молишься ли чего?
Цукурса аж затрясло. Он вспотел так, что на носу повисла мутная капля пота.
- Не молишься, лаешься… - констатировал факт дед…
- Погоди, Кирьян Васильевич, чего-то эта сука уж очень легко отделаться хочет, - отвел винтовку Валера. - Давай-ка его по-конокрадовски…
- Это как? - заинтересовался Еж.
- А так, - ответил дед, - берешь конокрада - за руки, за ноги - и с размаха о пень. Грудью.
- Нафиг, - ответил Еж. - Я вот читал, может его к двум березкам привязать за ноги. Дугой согнуть и отпустить. Порвут его деревья, как тузик грелку.
- Быстро слишком, - вмешался Валера. - Привязать его задницей голой на муравейник, через три дня сдохнет.
- Да на кол его! - посоветовал Юра, - Правда, тут искусство нужно. Садят человека на кол, и тщательно опускают, стараясь, чтоб деревяшка не задела жизненно важные органы. И вышла в правую подключичную впадину. Мучался чтобы подольше. И снизу подпорку делают. Чтобы не сполз.
- Возиться еще… С ним… На костер его. Или просто прикладами забить.
- Погодите, - встрял Вини. - Вон в «Старшей Эдде» есть описание казни для таких… Викингов. Кровавый орел, называется. Ребра от позвоночника отрубаются, разворачиваются как крылья и легкие вытаскиваются наружу. Ты ж у нас орлов немецких любишь? - нагнулся он к латышу, глядя в его побелевшие от страха глаза. - Вот и сделаем тебе орла! Сам таким орлом будешь всю оставшуюся жизнь. Правда, не долгую. Фу, ты… Обкакался, что ли? Завоняло-то как…
- Мужики! Вы чего, обалдели совсем? - Рита с ужасом переводила взгляд с перекошенных, ужасных лиц ребят. - Так же нельзя! Вы же… Вы же, как он станете! Ну, так же нельзя!
- Да ладно, Рит… Собаке собачья…
Прервал спор дед. Просто и быстро, вновь приставив винтовку к лицу гауптштурмфюрера и выстрелив в лицо фашисту, слегка отвернувшись.
- Тьфу, блин! - Еж отчаянно стал стирать с лица теплые мозг и кровь бывшего эсэсовца, не удержался, согнулся пополам и побежал в кусты. Через пару секунд характерные звуки огласили лес.
- Труп подорвать. Чтобы не опознали и не похоронили. - Дед хмуро отер с рукава остатки Цукурса.
Вечером они заспорили у костра - как этих сволочей убивать? После того, что они делают, как с такими зверями себя вести?
- Как собак бешеных! - горячился Еж. - За руки, за ноги к двум танкам привязать и мееееедленно так в разные стороны.
- Еж, а чем ты тогда лучше их? - возмутилась Рита. - Такой же садист!
- Нет, Рита, не такой! Они мучают, чтобы удовольствие получить, а я предлагаю, чтобы они хоть каплю почувствовали, что и их жертвы. Или я не прав? Мужики, скажите?
Вини согласно кивнул:
- Ты прав, по-моему. Око за око, зуб за зуб. А не фиг. Во-первых, потому, что они сюда пришли с оружием, во-вторых, потому что они и впрямь садисты. Таким жить нельзя на земле.
- Что жить нельзя таким это точно. Это я согласна. Но, мне кажется, их нужно просто убивать. Выпалывать как сорняки. Но без ненависти.
- Ритуль, а к-как без ненависти? М-мы же не м-ашины Если эта с-скотина так детей убивала, какое наказание ему п-придумать? Ведь это же легкая смерть, от пули.
- Смерть, Юра, вообще, легкой не бывает, - вступился Валера. - Никогда. Даже во сне и от старости. Поверь мне как врачу.
- Т-тебе, как врачу, конечно, в-виднее. Но нельзя делать так, чтобы они во сне умирали от старости. Прав, Еж. Убивать зверей надо. Дед, а ты что молчишь?