- Та ничого! Нэ дратуй мэнэ, чухонэць!
- Сам-то хохол! - пожал плечами рядовой.
- Погукай лэйтенанта. Скажы - нимци минамы жбурляють по одному й тому мисци вжэ мынут пъятнадцять. Нэхай сам идэ глянэ. Запамъятав?
- Запомнил.
- Хэй! Стий!
- Чего?
- На махры, покурыш там… Дылда нерусская…
Кирьян Василич в этот момент тоже сворачивал козью ногу, озабоченный двумя заботами - как бы не прямое попадание и как там дурак Ежов. Хотя чего он дурак-то? Немцы, наверняка, высмотрели их сразу. Под таким-то светом… Подпустили на пристрелянное место и давай лупить, сволочи.
Немцы долбили долго, с полчаса, не меньше. Но прекратили. Дед тихим голосом позвал:
- Эй, майор! Жив ли?
Из воронки, где отлеживались Леонидыч, танкист и фон Шальбург, ответили:
- Живы. Все. И целы. Олег как на невесту навалился на фрица.
- У нас тоже все ладненько. Как там ежиная шайка?
- Не знаю… Отстали они. Ну что, дернемся?
- Погоди. Подождем еще минут двадцать. Немцы все свои цейсы сейчас прозыривают.
- Тоже верно. Олег, да слезь ты с него. Придушишь ведь.
В воронке Леонидыча послышалась возня, потом кто-то застонал.
Дед встревожено спросил:
- Чего еще?
- Да ничего… Олег фону руку отдавил.
- Ерундовина… - успокоился дед. - Нам сейчас его ноги целые нужны, да башка.
- А остальное? - из темноты доносился приглушенный голос Микрюкова.
- Позвоночник еще. Как несущая конструкция… Чтобы башка его дурная в трусы не упала. А вот руки ему ни к чему. Бесполезный инструмент. И даже вредный, я бы сказал.
В этот момент разговора, заведенного более ради поддержания измученных девчонок, находившихся уже в полукоматозном состоянии от всего происходящего с ними, в небе что-то застрекотало, зашуршало, а потом мелькнула гигантская черная тень.
- Мамочки! - вздрогнула Рита.
- Это еще чего? - удивился дед.
Стрекотание внезапно оборвалось.
- Ведьмы… - подал голос Леонидыч.
- Чего? Майор, ты это… - озаботился душевным состоянием Микрюкова Кирьян Васильевич.
Из соседней воронки раздался смешок.
- Это немцы так наши ПО-2 прозвали - «Ночные ведьмы». Учебный самолетик из фанеры. Скорость - сто двадцать, максимум сто сорок километров в час. А ежели сильный встречный ветер - в воздухе зависает.
- Ночными ведьмами немцы женский авиаполк называли… А самолет - швейной машинкой, - внезапно подала голос Рита.
- Разве бабы летать умеют? - еще больше удивился дед. - Я думал только на метлах.
Месяц вдруг решил спрятаться в облаке. Дед, сразу посерьезнев, не мог этот упустить момент:
- Так, бабы… Как летаете - потом покажете. А сейчас ножками, ножками да по земельке!
Они выползли из воронки и, согнувшись в три погибели, побежали дальше, перепрыгивая и спотыкаясь об издолбленную землю.
Кирьян Васильевич бежал первый. Именно он со всей дури и влетел грудью и животом в натянутую колючку. Сначала, правда, не понял - удар, спружинило, затрещало тонким железом справа и слева и вцепилось в телогрейку.
Девки налетели в темноте прямо на него.
А с той стороны колючки кто-то закричал:
- Стой, кто идет?
- Наши! Девчат, наши!
А потом уже вдаль:
- Свои мы! Сынки! Свои! Партизаны мы!
Девчонки же старательно выпутывали когтистые крючья из телогрейки и ватных штанов деда. А по тому месту - откуда они уже выскочили опять забили минометы немцев.
- Какие еще, туды твою в качель, свои? Пароль!
- Да какой пароль, не знаем мы! Свои мы, сынок! - какая то ниточка у деда внутри готова была вот-вот лопнуть. Он, от чего-то, едва держался от радости на ногах. Колючая проволока еще помогала.
- Стрельну сейчас! - пригрозили из окопов.
- Не стреляйте! - крикнула тонким голосом Маринка. - Мы, правда, свои! Мы партизаны!
- Тю… Баба! - удивился голос. - Эй, а ну матюгом загни!
- Я не умею! - крикнула Маринка в ответ
- Чего?
- Я! Не! Умею!
- Я умею… -
Дед не стал просить затыкать уши на этот раз. Он матюгнулся так, что могли бы покраснеть листья на деревьях, если бы деревья тут были. Упомянул он непременную мать, и прочие фольклорные слова:
- Подхвостие ты дьяволие, курвенный долдон, персидского царя клоповская шелупина, вошь отшмаренная, прибитый рваной титькою куродрищ!
Некоторые загибы были такими, что с той стороны раздавалось только удивленное кряхтение.
Дед ругался с минуту, не больше. За эту минуту пропали и слезы из глаз.
- Ишь ты… Моряк, что ли?
- С печки бряк!
- Тогда руки в небо и стой спокойно!
Из траншеи выскочили несколько бойцов и оттащили рогатины с колючкой, так, что образовался проход.
- Вот и ладушки, - сказал дед, спрыгивая в траншею. - Кто у вас тут старший?
- Лейтенант Костяев. Вы кто такие?
- Лейтенант, ты это… Девочек покорми. Да от оглоедов своих побереги. Дело у нас важно. А я назад.
- Чего? - поднял брови лейтенант. - Куда еще назад?
- Дорогой ты мой. Там у меня еще семь человек.
- И тэж бабы? - насмешливо подал кто-то голос из темноты.
- Слюсаренко!
- А я чого! Я мовчу!
Дед продолжил:
- Немец там. Важный. Командир бригады. Которая против вас оборону тут держит. Дай пару бойцов тогда, коли не веришь. А?
Лейтенант подумал, покрутил черный ус…
- Слюсаренко! Петерс!
- Чего? - отозвался латыш.
От прибалтийского акцента, четко выделявшего согласные и слога, Рита вздрогнула.
- Пойдете с партизаном… Как тебя?
- Дедом зови… - пожал плечами унтер-офицер.
- С дедом в общем.
Рита вцепилась в изорванную телогрейку Кирьяна Васильевича:
- Дедушка, не бросай нас тут!
- Девоньки, у своих мы, у своих!
- Кирьян Васильевич! Вы же ранены! - забеспокоилась Маринка, заметив кровь неизвестного бойца на лице деда.
- Ерунда на ерунде ерундила да ерундой поерундовывала! - отшутился дед. - Ладошку о колючку раскровянил. Лейтенант, звать-то тебя как?
- Го… Игорь.
- А по батюшке?
- Геннадьевич, а чего? Тьфу ты…
- Слышь, Геннадич. Покорми девочек моих, да спать уложи. - А потом повернулся к Рите:
- Скоро мы, скоро!
И исчез в темноте вместе с двумя бойцами.
Лейтенант опять покрутил смоляные усы, от чего стал похожим на кота, и отрывисто приказал:
- За мной!
Чавкая по болотной грязи усталыми ногами, они через несколько минут были в его натопленной землянке. По пути лейтенант Костяев выцепил какого-то бойца и приказал ему доставить каши с ужина. Рита с Мариной уселись на укрытые одеялом нары, а лейтенант плеснул им из своей фляги чего-то остро пахнущего. Чего - они не узнали. Потому как немедленно уснули в тепле и не слышали, как усатый лейтенант улыбнулся, отчего стал похожим на кота еще больше, и накрыл их своей шинелью. А потом долго ругался на припозднившегося красноармейца с холодной овсянкой и в наказание послал того на НП батальона.
А дед с бойцами в это время полз по земле навстречу хлопкам минометных мин. Внезапно на немецкой высоте что-то взорвалось, и она моментально вспыхнула грохотом выстрелов.
- Илюминация прям… - сказал хохол Слюсаренко, видавший однажды подобное в детстве, на ярмарке в Полтаве.
- Фейерверк! - поправил его Петер.
- Дужэ вумный… - огрызнулся украинец.
- Огненная работа - так, кажись, с немецкого переводится… - сказал дед Кирьян, внимательно оглядывая поле перед собой.
- Правильно! - с удивлением Райнис посмотрел на заросшего седой бородой и опять похожего на старика Кирьяна Васильевича.
- Ты чи нимэць? - подозрительно спросил Слюсаренко. Он и так-то всех подозревал, а уж тут…
- Общался с ними раньше. Опять вот пришлось…
- Это они по самолету, видать, работают, - сказал Райнис.
- По бабам стреляют, сволочи… - ругнулся Богатырев.
- Почему по бабам? - опять удивился Райнис.
- Да говорили, что бабы летают в стрекозах энтих…