- Да ну? Не слышал… Не бабская это работа, по ночам летать.
- На юге они воевать будут… Формируются еще… - вдруг прозвучал знакомый деду голос Леонидыча из темноты.
Украинец с латышом схватились за винтовки.
- Свои, - успокоил их дед. - Как вы!
- Хреново… Олегу осколок в спину. Под лопатку ушел.
- А фон? - пополз навстречу Леонидычу дед со товарищи.
- Хана фону. Когда гансы вторую серию начали, он как-то выкрутился хитро и побежал в сторону высотки. Мы за ним. И прямым попаданием. Куски в разные стороны, хоть в ведро собирай. А танкисту от той же мины…
- Таругин, а Таругин… - потряс Олега дед.
- Ммм? - тихо промычал тот.
- Живой?
- Металл, масло, солярка и порох… так пахнет танк, так пахнет победа… - пробормотал тот в ответ, не открывая глаз.
- Чего? - не понял латыш.
- Та стулы пэльку… - ругнулся Слюсаренко. - Допомогы товаришам.
- Понял… - Латыш аккуратно подхватил танкиста за ноги, Леонидыч за руки и боком, боком, ровно крабы, которых Олег в детстве ловил на своих одесских пляжах, потащили раненого к своим.
И снова на высотке что-то грохнуло. И, почти одновременно, прекратился минометный обстрел.
- Нияк батарэю лётчыкы накрылы! - воодушевился Слюсаренко. - От вона зараза нам дыхаты не давала! Тилькы мы в атаку - так почынають… Артылэрия лупыть, йим всэ до одного мисця. Накопалы там катакомбив…
- Катакомб, - зачем-то поправил украинца дед.
- Я и кажу, катакомбив. Можэ зараз накрылы, га?
- Надежда - сестра веры и дочь мудрости! - внезапно сказал Кирьян Васильевич.
Слюсаренко замолчал, огибая очередную дырку в земле. А потом спросил:
- Ты бува нэ вируючый?
- Есть такое…
- Я тэж. А як тут бэз цёго. Мина ця чортова, днив зо три прям пидо мною… Штаны розирвало, аж срам налюды. Вэсь взвод рэготав. Хто жыви лышылысь. А на мэни ани подряпыны. От вони янголы…
- Смотри-ка… - показал Кирьян Васильевич куда-то в темноту.
- Чого? - откликнулся хохол. - Тьфу ты! Пэтька, поганэць, усю роту свойим «чого» заразыв !Месяц услужливо выполз из длинного облака. По нейтралке бежали трое и волокли в плащ-палатке кого-то четвертого.
- Твойи? - спросил Слюсаренко, но к винтовке приладился.
Дед никого не разглядел, но услышал голос костерящего весь свет Ежа.
- Мои…
- Кого? Кинулся он им навстречу.
- Валерку в ногу цепануло минометкой. В тоже место, говорит… - на бегу кинул Еж.
Дед и старший сержант Слюсаренко схватились за ткань и побежали тоже, стараясь не спотыкаться и не падать. Получалось не всегда.
- Где раздобыли-то?
- Кого? - по-еврейски ответил неугомонный Еж.
- Плащ-палатку…
- Да сняли там с кого-то… Вся дырявая. Как бы не разъехалась.
- Габардынова, - сказал Слюсаренко. - Дэбэла значыть. З нашого комвзвода. Позапрошлого. Тры дни и повоював. Мы на поли пид кулэмэтамы позалягалы, вин встав, «За Родину!», крычыть, «За Сталина». Пацан зовсим. Я хвамылию його так и нэ запамъятав… Мы й пробиглы метрив из дэсять. И впъять полягалы. А от його… Там и лэжыть?
- Ага, - ответил Еж, понятия не имея, где это там. Вернее «там», где была подобрана плащ-палатка и «там», где погиб неизвестный лейтенант, это, как оказалось, совершенно разные вещи. Война, она совсем не такая, как в компьютерных играх…
Дотащили злобно матерящегося Валеру без приключений. А в окопах встретили бойцы и Валерку утащили в санбат, а остальных проводили до лейтенанта Костяева.
- Ну? Как? - спросил тот, встречая партизан у входа в свою землянку. - Все целы?
- Двое раненых у них, утащили уже.
- А немца накрыло, значит… Жалко… Ладно, ныряйте в землянку, чаю попейте и я вас до батальона провожу. Машина должна за вами прийти. В полк.
- Кстати, товарищ лейтенант, а число сегодня какое? - спросил Вини.
- Уже пятнадцатое. А что?
- Нам надо срочно доставить информацию государственной важности до командования.
Лейтенант пожал плечами и ответил:
- Я и говорю, машина в пути. А пока чай пейте!
Машина прибыла через час, когда умаянные лесом они закимарили вповалку, напившись сладкого чаю.
- Ширшиблев! - заорал кто-то на улице. - Где тебя черт носит?
- Дороги, товарищ лейтенант… Танками все разбито, еле тащился.
- Дороги у него… У всех дороги! - плащ-палатка, навешенная на дверь распахнулась, впустив холодный воздух:
- Эй, партизаны, подъем!
Дольше всех будили девчонок. Просыпаться они никак не желали.
Встали только после угрозы Ежова облить их водой.
Метрах в трехстах от землянки их ждала полуторка, заляпанная грязью по крышу с двумя бойцами в кузове. Возле машины стоял какой-то старший лейтенант и ругался на бойцов:
- Да будьте вы людьми! У меня раненых пол-батальона, машин нет, хотя б троих в полк заберите.
- Не положено… - лениво процедил один боец. - Велено только окруженцев вывезти…
- А… комбат… тут уже?
- Да уговариваю этих храпоидолов раненых забрать. А они ни в какую. Приказ, говорят, долдоны, твою мать…
- Эй! бойцы, у партизан тоже двое раненых, - крикнул Костяев.
- Велено всех забирать. Тащите…
Таругина притащили в бессознательном состоянии. Валера допрыгал сам на костыле.
- Осколок у него между лопаткой и ребрами застрял. Операцию надо делать, - буркнул сердитый Валера, когда танкиста осторожно грузили в кузов. - Так и так в тыл…
- Сам-то как?
- Жив, чего мне.
В кузов заглянул водитель со смешной фамилией Ширшиблев:
- Раненых в дороге держите. Растрясет к фигам…
Под Таругина сгребли все солому, которая была в кузове. Сами устроились на мешках, шинелях и телогрейках.
Дорога и впрямь была ужасная. Машина на каждой ухабине накренялась так, что казалось еще чуть-чуть и все вывалятся в грязь. В паре мест пришлось вылезти и толкнуть засевший по средину колес грузовик. И потому девять километров до штаба полка они добирались аж целый час.
Зато по прибытии их сразу же накормили горячим кулешом и разместили в каком-то сарае с сеном. Правда, заставили почему-то сдать оружие. И поставили часового у дверей. А раненых Валерку и Олега унесли в полковой госпиталь.
Самое удивительное, что дали выспаться. Подняли, когда солнце уже стояло в зените.
Дверь открылась и часовой сказал:
- Которые тут из плена бежали?
Встал политрук Долгих.
- За мной…
- А куда меня?
- Узнаешь…
Его привели в большой деревенский дом, в светлую, совсем недавно побеленную комнату. Из мебели был только стол и два табурета. За столом сидел рослый старлей НКВД.
- Проходите, гражданин предатель!
- Почему это я предатель? - возмутился Долгих.
- А кто вы? - флегматично разглядывал ногти старлей.
- Младший политрук Долгих Дмитрий!
- Да что ты говоришь! - удивился энкаведешник. - Политрук, да еще и младший!
- Ну да… Между прочим, бежал из плена, оружие раздобыл, с боем через линию фронта перешел!
- Молодец… - протянул старлей. - Ай, молодец! Надо тебе медаль дать. А где твои документы, младший политрук? А то оформлять наградной лист не с руки без документов-то…
Долгих сник:
- Потерял я… В лесу. Не помню где…
- Ах, потерял… И знаки различия потерял, да?
- Я это…
- Что это? Немцы расстреливают всех комиссаров и политруков. Это ты знаешь. Вот и сорвал с себя знаки и документы разорвал и выбросил. Так?
- Страшно было, товарищ старший лейтенант…
- Гражданин.
- Что?
- Гражданин старший лейтенант.
- Простите, гражданин старший лейтенант… - почти шепотом ответил Долгих.
- А, может быть, ты немцам сдался сам? Перешел на сторону врага, а они тебя подучили и к нам с заданием?
- Что, вы, гражданин…
- Какое задание? - рявкнул на него старлей. - Быстро! Имена, явки, пароли!
Долгих сглотнул слюну, вдруг ставшую тягучей…
- Я не предатель, я трус, но не предатель. Я сам бежал, когда партизаны напали…