- Двадцать минут второго.
- Всего? Я думал уже утро…
- В бою всегда так. Ладно, хватит трындеть. Пошли вниз.
Глава 14. Победа
Давай сыграем в ту войну,
Где мы с тобою не бывали,
Давай поверим в то кино,
Где нас с тобой не убивали.
Из трехлинейки не спугнуть -
От танков пули не спасали.
Не отменить, не зачеркнуть,
Что тут про них понаписали.
Первую половину дня таскали трупы. Эсэсовцев засыпали в воронках и притаптывали землю.
Нашим делали холмики и втыкали столбы с дощечками, где писали количество бойцов. Имена просто не входили. Список погибших составлял по смертным медальонам командир роты Прощин.
Список получился большой.
Из роты осталось живыми и не ранеными двадцать восемь человек. Взвод.
А с утра их поднял командир полка.
- Рота, подъем! - сонные, грязные, окровавленные, небритые, в изодранной форме бойцы выходили из церкви. Они там и спали рядом с трупами немцев, не в силах их вытащить после боя.
- Орлы… - сказал полковник. - Вот если в порядок себя приведете - соколами станете! А в порядок себя привести надо. Корреспонденты приедут, героев снимать будут. А вы, эвон какие басмачи. Кто командир роты?
- Сержант Прощин!
- Сержант… А ротой командуешь! Молодец!
- От всей роты двадцать семь штыков, товарищ полковник.
- Пополнение я тебе обещаю, сержант. И повышение в звании обещаю. А ты мне пообещай, что к обеду тут все чистенько будет. Пару немцев оставь, фотографы это любят. И еще мне пообещай, наградные листы к вечеру сделать, на особо отличившихся.
- У нас, товарищ полковник, все отличились.
- А ты лучших из лучших выбери.
- Тогда боец Богатырев у нас лучший из лучших.
- Это который? Покажи! Аааа… Георгиевский кавалер? А комиссар-то на тебя орал… Говорит, не по уставу. Ранили комиссара-то слышал? Чего скажешь? - похлопал Богатырева по плечу полковник
- Товарищ полковник, так боец и вытащил товарища батальонного комиссара!
- Вот даже как? Герой… Ну и пиши тогда представление, как врио командира роты. Подпишем и отправим в Военный Совет армии. В царской армии в каком чине служил, боец? - спросил у Кирьяна Васильевича комполка.
- Унтер-офицер Богатырев, ваше… товарищ полковник, - вытянулся тот во фрунт.
- А я рядовым начинал! А в гражданскую?
Кирьян Василич помедлил… И резанул:
- Полк Дроздовского.
- Хе… Хорошо дрались! - неожиданно засмеялся комполка. - Помню, да… Прощин! Приказ помнишь?
- Произвести уборку территории, подготовиться к приезду корреспондентов и написать представления!
- Молодец. А еще чего тебе делать надобно?
Прощин замялся…
- Поддерживать подразделение в боевой готовности. А какая боевая готовность, если вы тут грязные как…
Сержант смолчал.
- Парикмахера я вам привез. Всем стричься, бриться! Еще не хватало, чтобы вы во фронтовой газете экими охламонами пропечатались. Интендант!
- Я, товарищ полковник! - подскочил тот к полковнику.
- Слышь, Дроздов… Выдай роте по двойной норме водки.
- По какому списку?
- До списочному составу на вчерашний день. Сколько вас там было, а?
Прощин не успел ответить, как комполка продолжил:
- Полсотни штыков. Вот на полсотни штыков и выдавай двойную норму.
Дроздов замялся:
- Товарищ полковник. Не положено же. В нарушение…
- Слышь ты, интендант третьего ранга! Кому положено, а у кого в штаны наложено! Ты еще со мной поторгуйся. Прошлого раза мало? Еще раз услышу подобные антисоветские высказывания, на передовую пойдешь, немцев нюхать, а не накладные подписывать.
- Есть, товарищ полковник! Я ж за порядок!
- Порядок у тебя какой-то все время куркульский… Поехали.
Полковник, недовольно ворча на Дроздова, пошел к коляске, запряженной парой лошадей.
- Чего это он, а? - шепнул Вини стоящему рядом сержанту Заборских.
- Кто?
- Полковник.
- Аааа… Да слухи ходили, что интендант наш с местным населением торговал. Он им спирт, продукты, они ему - рублями да услугами. Разницу списывал за счет убыли. Полковник делу ход не дал - интендант по-божески делал. И местные не в накладе, и полку прибыль бывала. Только мы крайние были. Воюем, а он там барыши крутит.
- И чего?
- Ничего. Полковник мужик стоящий. Фамилия у него солдатская и сам он…
- А как фамилия-то, я до сих пор не знаю!
- Махров фамилия ихняя.
- Не понял, а почему солдатская?
- Дурында ты, хоть и образованный. Первое дело, в окопе что? Покурить. Вот нас махрой и называют.
- Интересно…
А Еж в это же самое время удивлялся:
- Надо же, полковник, а на телеге ездит. Чего у него «эмки» нет что ли?
- Сам ты телега! - откликнулся дед. - Что машина, ее то чинить, то бензином поить. Лошадь лучше. Да и в гору эту, разве он на авто въехал бы?
- Понятно…
- Рота! Смирно! - Прощин отпечатал, как смог, по мокрой глине несколько шагов навстречу девушке, вышедшей из коляски полковника.
- Товарищ… Военный парикмахер! Рота к подстрижке готова. Временно исполняющий обязанности командира роты сержант Прощин.
- Здравствуйте, я Таня! - слегка покраснев, она протянула руку Прощину.
Рота вдохнула полной грудью и…
- Здравия желаем, товарищ Таня!
Она хихикнула в кулачок, засмущавшись и поморщившись от ора.
- Так, бойцы! У нас три часа. Чтобы через три часа все были пострижены, побриты и выглажены. Первая тройка к товарищу Тане на поклон, остальные на приборку по территории…
Вот и прибирались, складывая немецкий «мусор» и наших бойцов по разным воронкам.
Ежа с Вини послали на колокольню - стащить два тела. Площадка у пулемета была залита вытекшей кровью.
- Фига себе, сколько они тут напачкали…
- Это дед напачкал, - возразил Вини. - Немцами.
- Датчанами!
- Да какая разница - датчане, латыши, валлонцы, французы, испанцы, венгры, румыны, итальянцы… Все одинаковые - немцы.
- Финнов забыл.
- Ага… Еще словаков, хорватов и голландцев
- А эти наркоманы тоже воевали что ли? - удивился Еж.
- Воюют. Раз, два… Взяли!
И первый труп полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты.
Снизу раздались возмущенные вопли. Еж высунулся из проема:
- Не орите-ка! Мы тут прибираемся! Второй пошел!
Вини захихикал:
- Никого не прибили?
- Не… Первый просто развалился и Таньке-парикмахерше передник забрызгал.
- Ну и хрен с ней…
- Агась, как дед говорит. Хрен ей не помешает. Смотри, как глаз по мужикам бегает!
- Еж, вот и займись барышней!
- Не, Лех, она не в моем вкусе!
Разговаривали они, пока не спустились.
И уже выходили из церкви, как Еж вдруг остановился.
- Погоди-ка…
- Чего?
- Плачет кто-то!
- Ежина, это вроде я контуженный, а у тебя горло должно болеть. То есть ты молчишь, а я голоса слышу! - ухмыльнулся Вини.
- Да, помолчи ты… Точно плачет кто-то.
Еж снял трофейный автомат с плеча.
Они вошли в правый придел, где был выход в подвал, и осторожно стали спускаться вниз.
- Посвети! - шепнул Еж Винокурову, когда они спустились туда.
На каких-то тряпках, рядом с мертвым немцем, сидел ребенок лет шести-семи и тихонечко выл.
Увидав сквозь кулачки свет от зажженной спички, он с тихой такой надеждой сказал:
- Дядя Альфред спит! Не будите его!
Еж с трудом сглотнул застрявшее «Хенде Хох»:
- Не будем будить… Мы тихонечко… Ты кто?
- Ваня
- Ваня… Иди-ко мне, Ваня! Лех…
- Да понял я…
- Ребенка не напугай.
А ребенок почему-то вскочил, побежал и ткнулся головой в живот Ежу.
И заревел.
- Тише, тише, Иванко, тише… Все хорошо… Тише… - Еж погладил пацана по голове.
- Я тут посмотрю. Иди наверх, - сказал Вини. - Дай спички.
- В левом кармане, - тихо ответил Еж, успокаивая мальчика. - Да от меня в левом, извращенец, всего меня общупал!