В кухню, стуча высокими каблуками, вошла Мейбл. На ней было сильно обтягивавшее ее шелковое платье темно-зеленого цвета, оно словно прилипло к телу. На шее мягко сияли молочной белизной три нитки натурального жемчуга. Я не могу позволить себе ни одной, пронеслось в голове у Джины. Такие бусы стоили не меньше двух тысяч фунтов. Плюс платье сотни полторы! Джине стало интересно, сколько же тратит на свою одежду Харри.
— Ну вот, детки, кофе готов! — весело объявила Мейбл. — Я бы осталась поболтать, но мне еще нужно успеть к парикмахеру, а потом у меня назначена встреча с педикюршей. Завтра я позвоню тебе, Джина, узнать, как пойдут дела.
— Ты только позавчера была у парикмахера, — проворчала Рози.
— Милочка, я слежу за собой, только и всего. Кстати, и тебе не мешало бы обратить внимание на то, как ты выглядишь. На мой взгляд, тебе нужно как-то… освежиться, что ли. И не пора ли прекратить кормление грудью? Извини, Рози, но ты растолстела. Прежде у тебя была прекрасная фигура.
— К чему вся эта суета? — пожала плечами Рози. — Дан не жалуется. Вот подрастет Джонни, тогда и займусь собой. Мне не хочется пропускать ни единой минуты общения с моим малышом.
— Глупости! — бросила Мейбл. — Я очень люблю тебя, Рози, но ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты совершенно погрязла в семейной жизни. — С этими словами Мейбл помахала ручкой на прощание и удалилась, постукивая каблучками по ступенькам.
— Готова спорить, она уже успела переспать с этим консьержем, — произнесла Рози сквозь зубы. — И как только она может это делать?
— Очень просто, — усмехнулась Джина. — Раздевается и ныряет в постель. Разве не таким образом ты обзавелась крошкой Джоном? — лукаво поинтересовалась она. Впрочем, Джина тут же пожалела о сказанном, потому что глаза Рози наполнились слезами. — Послушай, это не наше дело. Извини меня. Давай забудем об этом. Почему бы тебе не отнести Джонни домой? Я прекрасно справлюсь с делами. Кроме того, мне хочется побыть одной.
— Но Дан просил помочь тебе, — неуверенно взглянула на нее Рози. — Он расстроится, если я скажу, что ничего для тебя не сделала.
— Так ради Бога, не говори ему ничего! — воскликнула Джина, начиная терять терпение. — Просто отнеси Джонни домой, и все. Да, и спасибо за пирожки. Я бы хотела записать рецепт, если не возражаешь.
Личико Рози просияло. Для нее все снова стало на свои места.
— Я позвоню тебе сразу же, как только доберусь домой, и продиктую рецепт по телефону, — радостно пообещала она.
Закрыв за ней дверь, Джина вздохнула с облегчением. Сейчас она могла вдоволь поплакать, но не стала этого делать. Распаковав толстое стеганое одеяло, Джина отнесла его в гостиную и расстелила перед камином, потом растянулась на нем и устало закрыла глаза. Через минуту она уже спала.
Когда зазвонил телефон, Джина вздрогнула, нехотя расставаясь со сладкой дремой. Ей показалось, что она уснула всего на пять секунд. Подумав, что это может оказаться Стен, Джина
бросилась к телефону.
— Хелло! — сонно произнесла она в трубку.
— Это я, Рози. Звоню, как обещала. Я только что вошла в дом. Бери карандаш, я продиктую тебе рецепт.
Джина терпеливо слушала щебет Рози, делая вид, что записывает.
— Спасибо, дорогая, — с деланным оживлением произнесла она в конце беседы.
Спать уже не хотелось. Пора было переодеваться и приниматься за разборку вещей. Вдруг Стен сможет вырваться пораньше.
К вечеру Джина успела переделать массу дел. Завтра придут рабочие, чтобы повесить шторы на окна. А еще доставят кресло, приобретенное для Стенли в качестве сюрприза. Обитое бархатом темного сливового цвета, оно прибавит уюта и красоты кабинету, устроенному в мезонине.
То-то Стен удивится!
Джина прикрыла глаза и улыбнулась, представляя себе, как он подхватит ее на руки и закружит, а потом спросит: «Как ты узнала, что я давно мечтал о таком кресле?» И она ответит: «Потому что умею читать мысли. Ты сам говорил!»
После они начнут целоваться, и это будет длиться долго-долго. А затем отправятся в постель, и их любовь будет нежной, пронзительной и сладкой, как всегда.
Почувствовав, что проголодалась, Джина решила перекусить в небольшой пиццерии на углу Парк-лейн и Лайм-элей, где они со Стенли уже были как-то раз. В летнюю пору столики здесь выставляли на улицу. Заведение принадлежало немолодой итальянской чете. Главу семьи звали Филипо Винцетти, его супругу — Мария. Завсегдатаи предпочитали называть толстого добродушного итальянца Филом.