Каждый раз она ходила в управу со свёртком подмышкой. Сначала товарки косились недоумённо – что за запах? – а потом привыкли и не обращали внимания.
А Лиана переодевалась в робу, перекладывала в карман изрядно истрепавшийся пакет и шла на крышу. Дни шли за днями, а нужный случай никак не подворачивался.
Неугомонная тётя Люба добавляла тревог: рассказывала, что охота на беглецов охватила несколько областей, что дубы высылают подмогу, что скоро пойдут по домам с облавами.
Лиана только молчала и чернела. На лбу залегли глубокие складки, нос заострился. Вся она как-то подобралась, съёжилась, став похожей на злого воробушка. Маришка, чувствуя напряжение, капризничала, плакала, и, уходя рано поутру из дома, Лиана чувствовала постыдное облегчение – не ей сидеть весь день с вопящим нервным ребёнком. Если б не дед... Как он только справляется? Но ведь с ней справлялся – шептала успокаивающе совесть, и она соглашалась.
— Я там ужин сварганил, ты б поела, — встретил Лиану дед с работы.
Пододвинул стул, поставил на стол тарелку, заполненную горячей, исходящей паром кашей.
— Спасибо.
Есть не хотелось. Но и обижать деда – тоже, потому Лиана взялась за ложку, принялась заталкивать в себя кашу, словно пытаясь проглотить застрявший в горле комок невысказанных страхов и тревог.
— Я тут подумал... И не смейся, — улыбнулся дед. — Что мне ещё делать днями? Радио нет, ящик молчит, Маришка играет – только думать. И вот что надумал.
— Что? — спросила Лиана.
Дед взглянул прямо – ясные голубые глаза обрамляли покрасневшие веки, светлые ресницы слиплись пиками – и сказал:
— Мишу скоро поймают.
— С чего ты взял? — возразила Лиана.
Паника подступила к ней и обхватила цепкими лапами за горло.
— Их ищут. И с каждым днем шансов улизнуть всё меньше и меньше.
— Нет, наоборот – всё больше!
— А у вас давно не было свежего завоза. Давай я пойду.
Лиана бросила ложку, по столу рассыпались крупинки, пачкая клеёнку жиром.
— Мы уже говорили об этом! Нет! Вот что ты себе надумал? Мало мне Миши, так давай и ты добавишь седины. С ума вы, мужики, посходили.
— Я всё обдумал: ты теперь при работе, талонов на первое время хватит, за Маришкой присмотрит тётя Люба, а там, глядишь, Мишка вернётся и жизнь наладится.
— Нет, и не говори так!
Она и ругалась, и плакала, и просила, и угрожала, но дед упрямо молчал. Спустя три часа согласился подождать неделю и ни днём больше.
Лиана ходила на работу и молилась, чтобы кто-нибудь умер. Совесть молчала, а душу переполняло отвращение к себе, густо замешанное на любви и страхе. И чем ближе подступал назначенный срок, тем истовее она молилась.