А сейчас пора было идти «на поклон» к приютившему беглянок старенькому гному, от которого было больше тепла, чем от той же Изергильды. Я тихонько оторвалась от дочери и тихо вышла из комнаты.
Все светильники были погашены. Мне пришлось осторожно красться по мрачному коридору на свет, исходящий из кухни. Там на столе стояла единственная зажженная свеча. В кухонной комнате царил полумрак, а изнуренный хозяин дома сидел и наблюдал за пляской свечного огонька.
Гном постукивал скрюченными пальцами по подлокотнику старого кресла, он заметил меня сразу, но молчал. Я решила взять инициативу в свои руки. Придвинула к нему слуховую трубу, чтобы он мог услышать каждое мое слово, наверняка. Как только он приложил металлическое устройство к уху, я начала свой рассказ:
– Меня зовут Алика, дочь мою – Соня. Темные пленили нас, но нам удалось сбежать. Поэтому мы здесь, в городе, где раньше не бывали.
И ни слова лжи.
– Алика, – тихо проскрипел гном. – Меня зовут Орлих. Я – мастер гончарных дел.
Это подтверждало многообразие глиняной посуды.
– Я хочу отблагодарить тебя за твою помощь и радушие, Орлих. Дашь ли ты разрешение посидеть в твоем кресле после тебя?
Гном скупо кивнул и встал с кресла, уступая его мне.
– Не засиживайся долго, Алика. Тебе необходимо выспаться. Больше он не задал ни одного вопроса – удалился. Очень странный старый гном. А ведь понял он гораздо больше, чем я поведала.
После того, как я осталась на маленькой атмосферной кухне одна, я сразу пересела в потертое и памятное для Орлиха кресло, еще хранящее тепло этого душевного гнома. В благодарность я решила создать истинный талисман для мудрого мастера гончарных дел.
Для этого я должна была проникнуться его сутью, его прошлым и его настоящим, а через значимую вещь это сделать легче всего. Подобные талисманы я делала всего два раза в жизни: для отца Сони и для своего собственного родителя. Правда, подарив, я больше не видела ни одного, ни другого. А теперь и не увижу никогда.
В моей жизни, теперь уже прошлой, я мастерила мелкие побрякушки милые женскому сердцу и украшения для дома. На скромные средства от продаж безделиц мы с Соней и жили. Добавляла всего искорку дара в созданные предметы, чтобы отвести беды, нездоровье или неприятности.
Темный дар не мог принести удачу, любовь или что-то в этом роде, но защитить, отвадить или уберечь – это в его власти, как противодействие самому себе, не ломая свое разрушительное естество.
Но сейчас я собиралась сделать нечто совершенно иное, вложив чистую благодарность за участие в наших с Соней судьбах.
Я гладила подлокотники с закрытыми глазами, пытаясь ощутить каждую неровность, которая несла в себе историю, и погружалась все в глубже в ощущения, была все дальше от реальности. Ткань плотная, шероховатая, надежная, верная, некогда красная. Удобное, мягкое кресло для женщины… для любимой женщины. Но где же она?! – Ах, болезнь забрала все ее силы.
Мои пальцы нащупали торчащую крепкую нитку, которой не было до этого момента. Я ухватились за нее двумя пальцами, чтобы не упустить предоставленный шанс, и медленно стала вытягивать. Столько, сколько позволит мне осевшие и впитавшиеся чистые чувства и капелька души, которая не могла оставить совсем одного своего родного, еще живого и любимого мужа.
Женская душа была прекрасная, светлая, чистая, добрая. А любовь с Орлихом была теплая, нежная и искренняя. Гея… так ее звали… половинку старого гнома. После себя она оставила дочь, так похожую лицом на нее саму и противоположную ей внутренне. Пропитавшая весь дом теплая грусть, которую я почувствовала еще с улицы, была по ушедшей любимой жене, а мучительная тоска – из-за дочери.
Мои пальцы продолжали вытягивать нить из глубин кресла. Она станет основой талисмана и, судя по всему, не для одного.
Дочь уродилась алчной и ветреной, гончарному делу противилась, мол, это не занятие для уважающего себя гнома. Ей хотелось больше денег, власти и общественного статуса. Связалась Улья тайно узами брака с нехорошим гномом, по мнению Орлиха, слишком жадным, злым и бесчестным. Как не уговаривал дочь, переубедить отцу ее не удалось. Как за него замуж выскочила, так и забыла дорогу в отцовский дом. Тосковало и печалилось сердце Орлиха, чуяло, что дело не чистое, а сделать ничего не могло. Теперь уже муж не дозволял. И старость еще эта…
Резко открыв глаза, я вынырнула словно из глубинных вод в настоящее, а вокруг меня бушевало черно – золотое крошево. Оно сверкало и переливалось от света маленького пламени. Мои волосы извивались, словно находились под водой, а по комнате плясали причудливые огненные отблески. Ни одному предмету не удалось избежать преломленного светлячка.
А нитка, наконец, остановилась. От прикосновения к моей палочке красная нитка оборвалась. Свободный кончик затянулся обратно в кресло. Я провела пальцем по тому месту, где только что скрылась связующая нить, кожей чувствовалась лишь потертая ткань, без какого-либо изъяна.
Нитку я замотала в два крошечных клубочка: один для дочери Орлиха, а другой для него самого. И начала плести незатейливый браслет. Вместо одной руки я использовала свою палочку, словно спицу для вязания. Через проводник вплетался мой искрометный дар, и браслет становился трехцветным.
Для старика – гнома я старалась вплетать отвод смерти, усталости, неудач, неприятностей, проклятий, отражение злых пожеланий, а самое главное – убрать глухоту к словам дочери. Необходимо, чтобы он смог слушать и слышать ее слова. Получилось довольно грубое плетение браслета: крупные черные узлы с маленькими проблесками красной и золотой нитки, для мужчины в возрасте – подойдет.
А для дочери Орлиха и Геи придется постараться побольше. Ей предстояло прозреть. Открывать глаза на действительность происходящего всегда болезненно – это мне и надлежало сгладить. Осознание по-настоящему важного происходит через боль. И почему люди понимали и принимали для себя истину только путем страданий?
Эту часть жизненного пути дочери мастера – гнома к настоящему я и пыталась смягчить и обезопасить для нее, но полностью «обезболить» душу не получиться. Уже под конец я привязала пару узелков для отвода неприятностей и нездоровья. И так же, как у отца, открыть ей возможность слышать друг друга. На этом все… готово.
Вокруг все еще мерцали искрящиеся песчинки, преломляющие свет. Взмах моей маленькой палочки – и они исчезли. Свой проводник я преобразовала в медальон и оставила висеть на шее.
Что же, второй браслет получился больше красный, и только при желании можно было разглядеть нити «черного золота».
Резко почувствовав чей-то пристальный взгляд, я начала осматриваться по сторонам, но никого и ничего подозрительного не находила. Для того чтобы убедиться, что никто не стал свидетелем одаренности темной направленности, я подошла к окну.
Как показывала практика, в этом мире темный дар так же коверкал, извращал душу и разум обладателей, как и в нашем, когда не находили правильный путь взаимодействия со своей сущностью. Как именно здесь контролировали разрушительную одаренность, я надеялась не узнать вовсе. А если судить по не самой приятной встрече с темными ведьмаками, которые подвергли полному устранению собственной личности и воли, а также абсолютному подчинению, то вряд ли темные этого мира пытаются бороться с искушением всевластия и вседозволенности. Большинство из них пошло по дороге соблазна. Ах, да, еще и неизвестно какие светлые на этих землях.
Я долго вглядывалась сквозь оконную преграду в поисках хозяина пронзительного взгляда, который до сих пор ощущался мною. Даже руку протянула, чтобы коснуться холодного стекла. Но так и никого не смогла разглядеть: только пустая улица, фонари, и дом напротив, где горел свет исключительно на первом этаже. Казалось, что вот-вот у меня получиться найти случайного или неслучайного очевидца, но все тщетно.