Зато теперь она пахла химическим букетом геля, а не лавандой и чужими руками.
Путь к выходу из туалета оказался тернист: она приложилась головой, споткнулась и лишь после вывалилась из сырой вони в душный химический смрад и гул. Откуда-то из-за угла доносился знакомый уверенный голос. Энцо. Похоже, он говорил по коммуникатору: умолкал после каждой фразы и без особого терпения выслушивал ответы.
— Да обычная девчонка. — Он сдавленно кашлянул. — Что? Хорош, не говнись. Белая, чистая. Номер с Десятой.
Он умолк, снова захмыкал на разные лады.
— Никого она тебе не распугает! Отмыть — так будет вообще красотка.
Щелчок зажигалки.
— Может, дня через четыре, если с экспрессом все прокатит. Высылай деньги, короче…
Деньги?!
I-45 похолодела. Он что, продать ее собрался?! Вот влипла!
Дожидаться окончания разговора I-45 не стала. Шустро зашагала вокруг здания в противоположную от Энцо сторону, пробралась между урчащих авто, измазав ладони и локти в холодной пене, и побежала к шоссе.
В какую сторону она неслась — к Девятой курии или обратно в пустыню — она не знала. Не было времени надевать и настраивать поводырь. Да и плевать! Куда угодно, только бы подальше.
***
Энцо скатал коммуникатор в трубочку и сунул его в пачку между сигарет. Подбоченился, расправил усталые плечи. Оглядел заправку и широкую ленту шоссе за ней. Пересчитал красивые и не очень тачки в очереди на заправку и помывку. Ему особенно глянулась «кассиопея», похожая на хищного золотистого зверя. Когда-то давно Энцо довелось на такой прокатиться. Не за рулем — в багажнике, со жгутами на запястьях, — но ему понравилось. Быстро разгонялась, зверюга.
— Курить запрещено, — строго сообщили откуда-то из-под правой руки. — Тут на стене знак висит, даже марсианину понятно.
Энцо обернулся. Поднес сигарету к губам и сделал долгую затяжку, не сводя с рабочего сощуренных глаз. Тот оценил металлическую кисть, хромированные пальцы которой сжимали фильтр. Опустил взгляд на шею Энцо — на впадину над ключицей, где чернело набитое четырехзначное число. Количество дней, проведенных в тюрьме на орбите.
Может, догадался наконец, что перед ним тоже стоял не землянин.
— Хотя у туалета можно, — он поднял руки в знак примирения. — Никто не увидит.
Энцо кивнул и вновь уставился на золотистую красавицу-«кассиопею». Ее владелец, холеный патриций, всё трещал по коммуникатору. Закрепил его плоскую бляшку на ухо, а сам любовно расправлял манжеты рубашки. Этот педик не заслуживал своей тачки. Энцо сморщился и на миг представил себя в кожаном эргономичном кресле водителя. Как бы он разогнался над шоссе…
— А ещё сигаретки не найдется? — Рабочий так и стоял под боком. Кивнул, когда Энцо протянул ему пачку. Щелкнула зажигалка, табачная трубочка, стянутая прозрачной пленкой, загорелась. Теперь они курили бок о бок, любуясь на чужую работу. Бесконечный помывочно-заправочный круговорот.
У дальней станции очистки возился уборщик-марсианин с покатым лбом и пигментными пятнами на буграх мышц. Он вытащил бак с отходами, открутил шланг, поднатужился, и запечатанный цилиндр наконец вышел из паза. Металлическое днище скрипнуло по асфальту. Уборщик забросил бак на платформу погрузчика, потянулся за лентами крепления, но замер. Обернулся и сцепился с Энцо взглядом. Принюхался — широкие ноздри раздулись. Оскалил крупные зубы.
— Опять нарывается. Таких издалека видно, кто они и откуда. Даже чип проверять не надо, — знающе цокнул рабочий.
Точно не понял, с кем говорил.
Энцо молчал. Его начинало тошнить от непрошеной трескотни над ухом. Скорее бы уже девчонка вернулась. «Малая», так он окрестил ее про себя. Ей шло такое прозвище.
— Намучился я с ними. Тупые твари…
— У них язвы на руках. — Энцо проводил оранжевый жилет уборщика взглядом. — У тех, кто работает с отходами дольше пяти лет. Ты знал это?
— Да что им сделается.
Служащий затянулся — всосал полсигареты разом, до фильтра. Выпустил дым из ноздрей и вдруг повеселел.
— Глянь-ка, — гоготнул, указав истлевшим окурком на шоссе.
Что еще?
Энцо сощурился, вгляделся в неразборчивый силуэт у трассы… И, похолодев, сорвался с места.
Глупая слепая! Мчалась прямиком к машинам, словно хотела перерезать им путь. Спешила, как на свидание. Волосы плескали белым маячком в свете фонарей, рваные полы майки развевались на ветру, и между ними просверкивала узкая спина.
Между ней и шоссе оставалось каких-то двести шагов.