Впрочем, там я оказался в одной из следующих жизней. Я жил на улице. Жил в доме с огромным количеством человеческих детёнышей, где меня таскали за хвост и отрезали усы. Жил в доме у чокнутой старухи: нас было много, и она постоянно путала имена, забывала, кого уже кормила, а кого нет.
Когда я спустился с радуги в восьмой раз, то снова оказался на улице. Но теперь я был уже учёный, знал, как выживать в этом мире. Признаться, я ещё лелеял надежду встретить своего Человека. И однажды это случилось…
Она подошла ко мне на улице. Сама. Я сидел на скамейке, греясь в лучах весеннего солнца и зализывая раны от недавнего сражения с другим котом за территорию. Сначала я напугался, хотел по привычке убежать, но… почувствовал её запах. Она пахла парным молоком и горячим хлебом. И Она улыбалась. Не так, как улыбаются те, кто собирается дёрнуть тебя за хвост. И не так, как улыбаются те, кто хочет заманить тебя в живодёрню. От Её улыбки веяло теплом.
Она забрала меня к себе в маленький, старый домик с покосившимися ставнями на окраине города. В нём было уютно и светло. Я сразу почувствовал себя дома. Я нашёл своего Человека. Свою Женщину.
Она промыла мне ухо и рваную рану на шее — я старался не шипеть от боли, потом накормила сметаной и долго, долго и мягко гладила по шёрстке. Я был счастлив. Первый раз за все свои восемь жизней я был счастлив.
А потом пришёл Он. Он тоже жил там и приходил в этот дом — наш дом — каждый вечер. От него постоянно пахло чем-то кислым и резким. Он разговаривал очень громко, заплетаясь в словах, а иногда орал так, что мне приходилось прятаться под кровать.
Меня он не любил и постоянно требовал, чтобы Она выгнала «бесполезное животное» на улицу. Она не выгоняла. Я знал, что она никогда этого не сделает.
Чтобы не сердить Его, я старался не показываться Ему на глаза: прятался под кровать, сидел там, пока не станет совсем темно, и только тогда выходил во двор. Там у меня было своё место, где я мог ночевать. Конечно, там было не так уютно, как в доме, но это было неважно.
Однажды утром, когда Он ушёл из дома, я вернулся и увидел, как она плачет… Они постоянно ссорились, а в тот день он первый раз её ударил. Я много раз видел, как дерутся коты — за территорию, за кошек. Видел, как кошки дерутся, защищая своих котят. Видел, как мои сородичи дерутся с собаками, если не удавалось удрать. Но ещё никогда не приходилось мне видеть, как дерутся люди…
Она проплакала почти весь день. Я всё время сидел рядом, иногда Она брала меня на руки, обнимала, крепко прижимая к себе, и вытирала слёзы о мою шерсть. Я не люблю, когда меня тискают, но это было единственное, что я мог сделать для Неё тогда.
Такие дни стали повторяться. Проходил месяц за месяцем, и Их ссоры становились всё чаще. Всё громче. И всё более жестокими… Однажды я услышал крики, и, не дожидаясь, как обычно, пока Он уйдёт из дома, я протиснулся в приоткрытую дверь. Оказался в комнате я ровно в тот момент, когда Он замахнулся, подняв руку над Её головой.
Конечно, я прекрасно знал, что меньше его во много раз и в прямой схватке у меня нет ни единого шанса, но что-то перевернулось внутри меня: я вспомнил все те дни, когда Она плакала, Её красные от слёз глаза, дрожащий голос… Прокусить человеческую кожу оказалось гораздо проще, чем я предполагал. Я вцепился в Его руку клыками и что есть мочи рвал когтями. Человеческая кровь оказалась солёной и противной на вкус. Он кричал ещё громче обычного, пытаясь отодрать меня от себя, но я лишь сильнее хватался за уже разодранный в клочья рукав.
А потом всё резко исчезло. Я обо что-то стукнулся. Обо что-то твёрдое и холодное. Перед глазами потемнело, во рту собралась горечь, и…
Так я оказался здесь, за радугой, в этот раз.
Я бы мог остаться здесь и ждать её прихода. Она обязательно придёт за мной. Так всегда бывает с тем, кого мы называем своим Человеком. Иначе быть не может. Я мог бы сидеть на этой зелёной поляне, смотреть за бабочками или даже ловить их, а потом уйти вместе с ней туда, куда уходят все люди.
Но я не могу. Я должен вернуться. На свой страх и риск. Я знаю, что на время новой — последней — жизни забуду всё. И знаю, что, даже если каким-то чудом мне удастся найти Её, Она не узнает меня… Люди говорят, что у нас девять жизней, но сами не верят в это. Не всерьёз. Не на самом деле.
Она не узнает меня. Я не буду знать о ней. И всё же я возвращаюсь. Я просто не могу поступить иначе…
Кто говорит, что умирать больно, просто не помнит, как больно рождаться заново. Я осознал это в полной мере, только родившись в девятый раз. Поселился я на портовой улице с другими котами. Здесь было уютно. Тепло. И совсем недалеко находилась городская мусорка, где практически в любую погоду можно было найти что-то съедобное. В крайнем случае, мышей — они тут кишмя кишели.
Мои дни проходили один за другим. Как и все, я пытался найти своего Человека…
Но что-то всё время шло не так. Нет, не найти Человека — не редкость, за радугой много таких сирот. Но меня не покидало ощущение того, что я должен что-то сделать. Что-то очень важное.
Я долго пытался понять, что именно, и иногда мне казалось, что я близок к решению: что-то мелькало в голове, какие-то мысли, какие-то чувства… Но много думать не было времени: мы должны были выживать. Нас постоянно гоняли из порта. Конечно, людям с сетями не нравилось, что мы воруем их рыбу. Но она намного вкуснее, чем объедки с мусорной кучи. И питательней: после неё можно целые сутки не есть.