Вернувшись с очередной проведенной диверсии, я застал ее одну в штабной комнате. В том здании, что мы сами отвели себе под ставку командования.
Картер, Логан и Кэп со своей командой были еще на деле. А я вот вернулся. И то, что я увидел, мне не нравилось совершенно: повязка лежит на столе с расстеленной картой, там же лежит карандаш и пистолет, а несгибаемая Ник Фьюри сидит, спрятав лицо в ладонях.
— ВиктОр? — убрала она руки от лица и повернулась ко мне, среагировав на звук.
— У тебя ведь нет плана, Ник? — прямо в лоб, без приветствий, хмуро спросил я, глядя ей прямо в глаза. Наверное во всем лагере я единственный, кто спокойно мог смотреть в них при отсутствии повязки.
Она промолчала и отвела взгляд.
Большего мне было уже не надо. И то, что она спохватилась и начала говорить после этого, я уже не слушал. Пустые слова. Они ничего не значат.
Я развернулся и вышел. Николь кричала что-то в догонку. Но опять же, я не слушал. Это все не имело больше значения.
Я шел к Максу. Точнее, сначала в бывший лабораторный комплекс, а потом к Максу.
Нашел я его сидящим возле зенитки и тоскливо смотрящим в небо. Я подходил к нему, а ноги наливались свинцом, глаза так и норовили опуститься к земле, шаг становился тяжелым, а полысевшие брови хмуро сходились на переносице.
— Макс, — обратился я к нему.
— Виктор? — вопросительно повернулся он ко мне.
— Ты понимаешь, что все здесь обречены? — прямо, без всяких уловок начал я.
— Но у Фьюри же есть план… — начал он и осекся, глядя в мои глаза. Он не был дураком. И прекрасно все понял по одному взгляду.
Я достал шприц с голубой жидкостью и дал ему.
— Но как это поможет? — недоуменно спросил он. Что это такое, объяснять не пришлось.
— Ты не знаешь масштаба своих сил, — нехотя начал я. То, что я сейчас делал — возможно главная ошибка моей жизни, за которую будет позже расплачиваться вся планета. Возможно. Но здесь и сейчас сто тысяч человек. Пятьдесят тысяч мы за эти две недели уже потеряли. Последствия в будущем и люди здесь.
Я не люблю евреев. Сказывается воспитание еще «той» жизни. Но они люди. А с людьми ТАК нельзя. И я не политик, чтобы спокойно жертвовать тысячами людей, считая их статистикой.
Возможно в будущем меня проклянут за это. Но…
— Со временем ты будешь способен своей силой извлечь ядро из планеты и закинуть его на Солнце. Но у нас нет этого времени, — сказал я ему.
— «Но»? — уловил он недосказанное.
— Это риск, — расписывать чем именно он рискует не стал. Он и так все знает. Не может не знать. Свои эксперименты Шмидт проводил, не скрываясь от других подопытных.
Рука, держащая шприц, задрожала и он торопливо передал его мне, чтобы не уронить.
— Подумай, — сказал я и, развернувшись, ушел. Где меня найти, он знает.
В той самой лаборатории. На том самом столе лежал, только уже не я, а пятнадцатилетний подросток. Крепежи были ему не по размеру и стояли не там, где надо, но это исправил он же сам. Просто своей силой передвинул.
И зафиксировал он себя тоже сам. Но сыворотку ввел я. Так, как и показывал Шмидт, прямо в сердце.
Сразу после введения, я с разбегу выпрыгнул в окно, поскольку весь металл в помещении начал подозрительно дрожать и бряцать. А металла там было много.
За следующий час от здания практически ничего не осталось. Только клубок освободившихся штырей арматуры, столов, балок перекрытий, канализационных и водопроводных труб, словно кокон вокруг гусеницы, свернулся вокруг той лаборатории.
И я с замиранием сердца ждал, что же за бабочка выберется из этой куколки.
А рядом со мной стояла тихая и прижухшая Николь. Точнее, когда она искала меня, то была совсем не тихой. Меня искала фурия, командующий, старший лейтенант, приказ которого посмел не выполнить какой-то капрал.
Но, когда нашла, весь ее запал как-то сразу кончился. Она поняла, что я сделал (трудно было бы не понять, когда на твоих глазах из стен словно змеи, ползут арматура и трубы). И, думаю, поняла зачем.
— У нас ведь остался еще передатчик? — спросил я ее тихо. Громко не хотелось говорить. Она кивнула. — Полетим в Союз.
Она вскинула на меня взгляд, словно спрашивая, уверен ли я. Я ничего больше не сказал. Не шевельнул бровями. Я просто продолжал смотреть в сторону «куколки».
Прошла минута. И она, кивнув каким-то своим мыслям, ушла командовать, устанавливать связь, вести переговоры… Быть на своем месте.
А я в который раз убедился, что не командный игрок. Тем более не лидер. За мной не идут люди.