— Как скажете, — недоуменно киваю я.
Понятия не имею, что произошло в этой комнате, но шесть часов медикаментозного сна ничего не исправит. Я видел выражение ее глаз, когда она сказала мне уйти. Это не глаза моей любящей жены, даже если она была убита горем. Это глаза моего злейшего врага, и я не знаю, что и думать.
Вместо того, чтобы вернуться в палату своей жены, я иду по коридору и вижу Калеба в зале ожидания.
— Эй, — говорю я и останавливаюсь перед ним.
— Как она? — спрашивает он, не глядя на меня.
Громко вздыхаю, проводя пальцами по волосам:
— Не знаю. Что-то не так, но она будет жить.
— Ну, это должно быть приятно.
— Боже, мне так жаль. Я ляпнул, не подумав. Я...
— Я не могу уйти, — прерывает он меня, уронив голову на руки и игнорируя мои извинения.
— Давай, тебе нужно домой. Хочешь, я позвоню ребятам, чтобы они подвезли тебя?
— Не могу, пока Аманда все еще здесь.
— Калеб, Аманды больше нет, — говорю я, и мой голос предательски дрожит.
— Нет она здесь. Тело, которое я держал в своих объятиях каждую ночь, лежит в подвале. А я знаю каждый дюйм этого тела. Крошечные веснушки на её груди. Родинку на бедре. Даже синяк на левой ноге, когда она ударилась об тумбочку прошлой ночью, — он делает паузу и глубоко вдыхает, пытаясь сдержать слезы. — Самое ужасное в том, что во время расследований я так часто был в морге, что знаю его, как свои пять пальцев. Закрыв глаза, вижу только, как из ящика выдвигают Аманду. Я не могу пойти домой, просто оставить ее там, — с последним словом, из него вырываются мучительные рыдания.
Понятия не имею, что делать в этой ситуации. Вероятно, будучи детективом, я привык к горю, которое появляется, когда кто-то неожиданно теряет любимого. Я сообщал десяткам людей, что их близкие пропали. Видел, как смерть парализует более крупных мужчин, чем Калеб, но даже не знаю, что сейчас делать. Это слишком болезненный удар. Больно думать, что Аманда ушла. Мысленно возвращаюсь на пару часов назад, когда думал, что это моя жена лишилась жизни. В тот момент паника чуть не убила меня. Я даже не могу представить, как он себя чувствует. Поэтому делаю единственное, что имеет смысл. Сажусь на корточки перед лучшим другом, убитым горем, и обнимаю его, пока он оплакивает потерю любимой. Я рад, что сделал это, потому что через семь месяцев Калеб вернул должок.
Глава 6
Бретт
Четыре года спустя...
— Ну, здравствуйте, офицер.
— Привет, Джесси.
— Обычный? — спрашивает девушка и ставит передо мной мюсли с фруктами, которые я ем каждое утро.
— Ты ведь знаешь.
— Видел, как «Пэкерз» победили прошлой ночью? — спрашивает она через плечо, делая мой кофе.
— Да, — спокойно отвечаю я, зная, что девушка просто проверяет мою реакцию.
— Напомни еще раз, на какую команду ты ставил двадцать долларов? — она подходит ко мне и вручает кофе, но я не выпускаю её руку даже после того, как беру чашку. — Потому что, насколько я помню, это не «Пэкерз», — улыбается она, сногсшибательной, белоснежной улыбкой.
— Ладно, ладно. Ты выиграла! Забирай свои проклятые деньги, — шутливо отвечаю я и бросаю двадцать баксов на прилавок, не заплатив за кофе. — Самое малое, что ты можешь сделать, это купить мне завтрак, если собираешься украсть все мои деньги, — говорю это и сажусь за столик поближе к стойке.
— Эй, ты сам заключил пари против «Грин Бэй». Серьезно, Бретт, 6:0. Когда ты уже научишься? В свете недавних событий я с радостью куплю тебе завтрак.
— Спасибо, Джи, ты очень добра, — мой голос пропитан сарказмом. Блин, я ненавижу проигрывать, но не могу сдержать улыбку, когда Джесс, хихикая, уходит.
— Что это было? — спрашивает Калеб, садясь напротив меня.
— Ничего, просто проиграл свои сбережения профи в футболе, которая корчит из себя баристу, — громко говорю я, чтобы Джесси услышала и зарабатываю смешок из-за стойки.
— Так, когда ты оторвешь свою задницу и пригласишь ее на свидание?
— Кого? Джесси?
— Да, Джесси, тупица.
— Экстренное сообщение: я женат!
— На бумаге вы, может, еще женаты, но мы оба знаем, что вы не вместе уже очень давно.
— Не хочу говорить об этом, — я машу рукой, пытаясь закрыть тему.
— Прошло четыре года.
— Ух ты, спасибо, что напомнил, мудак. Что бы я делал без нашего математического гения?
— Можешь быть мудаком, но это еще больше доказывает мою точку зрения о том, что тебе давно пора потрахаться.
— Господи, Джонс. Ты можешь говорить тише? — раздраженно шепчу я. Засранец только объявил о моем сексуальном статусе, или отсутствии такового, на весь кафетерий.