- Давай посмотрим, - Мартин положил руки на ее грудь и сильно сжал ее.
- Они не маленькие? Если так, то овчинка не стоит выделки, - Он рассмеялся над своей собственной шуткой.
Карен медленно шла по проходу между своим и соседским домами, потирая сосок, за который ее схватил отец. Оно прошла половину квартала к похоронному бюро «Панкратц и сыновья», где жила ее подруга Донна. Донне было девять, на три года меньше, чем Карен. Гараж был открыт, в нем подруга Карен играла со своими куклами. Гараж был большим, в нем хватило бы места для трех машин, но внутри стоял только один катафалк.
Карен зашла внутрь и подошла к Донне, игравшей на ступеньках, которые вели в подвал, где проводилось бальзамирование.
У Донны были две куклы: большая и маленькая.
- Привет, - сказала Карен, сев рядом с подругой.
- Привет, - ответила та, не отвлекаясь от своих кукол.
Она играла так, будто большая кукла нянчила маленькую.
- Бетти грустно, - произнесла Донна, имея в виду маленькую куклу.
Карен сидела и смотрела, как Донна гладила голову Бетти рукой большой куклы.
- Давай поиграем, что они пьют чай с печеньем, - предложила Карен.
- Думаю, мой чайный набор внутри, - сказала Донна, осмотрев гараж.
Именно в этот момент большой серый катафалк наполовину въехал задом в гараж. Карен и Донна смотрели, как трое мужчин выбрались из автомобиля: отец Донны, мистер Панкратц, друг отца Карен, и двое других мужчин, которые помогали ему забирать умерших. Они обошли машину, открыли дверь багажника и вытащили носилки, на которых лежало тело в мешке. Мистер Панкратц посмотрел на своих помощников, ухмыльнулся и подмигнул им, а затем расстегнул молнию мешка. Он упал на пол и обнажил тело сухого старика с возбужденным пенисом. Карен открыла рот от изумления, а Донна закричала. Трое мужчин разразились смехом, а отец Донны подошел к ним, встав между ними и открытой дверью гаража.
- Ну же, девочки, хотите посмотреть на крепкий, как фруктовый лед, член? Хотите снять одежду, сесть на него и почувствовать его ледяную свежесть?
Мистер Панкратц начал приближаться к девочкам, заставляя их пятиться к катафалку. Его помощники усмехались, а отец Донны продолжал толкать их к бездыханному телу мистера Станковски. Карен и Донна одновременно стремглав выбежали из гаража. Снаружи Донна остановилась и начала плакать. Карен села рядом с ней и начала гладить ее по голове. Они сидели так несколько минут.
Карен услышала звук закрывшегося багажника катафалка, и увидела, как один из помощников мистера Панкратца направился к ним с обувной коробкой в руках. Донна не подняла глаза, а Карен с опаской смотрела на мужчину. Он подошел к ним, сел на корточки и показал девочкам содержимое коробки. В ней на боку тяжело дыша лежал белый голубь. Мужчина взял птицу и протянул ее Донне, которая взяла его нежно и начала нянчить на руках. Дыхание голубя стало более ровным, и он не пытался вырваться.
- Мы нашли его в больнице на парковке. Он не шевелился, наверное, он ранен.
Он взял птицу у Донны и передал ее Карен, которая начала его гладить, чувствуя мягкость его перьев и быстрое, но едва ощутимое дыхание.
- Может, нам удастся его выходить, - сказала Карен, посмотрев на мужчину, державшего птицу.
Она увидела смесь радости и злобы. Он поднялся, обменялся взглядами с отцом Донны и вторым помощником, которые сидели теперь на капоте катафалка, посмеиваясь, наблюдая сцену с голубем.
- Конечно, мы его выходим, - сказал помощник мистера Панкратца, улыбаясь, возвращаясь обратно к гаражу.
- Вот, может, он взлетит! - мужчина подбросил птицу в воздух. Карен наклонилась.
- Нет! - крикнула она и прыгнула, чтобы подхватить голубя, но не успела - он упал раньше на забетонированную подъездную дорожку.
- Прости, прости, - Карен плакала. - Прости, что не поймала тебя.
Слушая запись, я был поражен болью, звучавшей в голосе Карен, словно она знала, что была в силах его спасти. Сложно также поверить, что взрослые мужчины могли быть столь незрелыми и жестокими, пытая птицу, чтобы поиздеваться над девочками. Я не знал, почему меня это удивляло, ведь есть люди, ничем не отличавшиеся от них. Тем не менее все эти эпизоды описывают такую невообразимую степень варварского садизма, что в голове не укладывалось. Я снова вернулся к плёнке.