В час тридцать ночи зазвонил телефон. Мартин не спал в ожидании звонка. Он говорил кратко, кивая в знак согласия, и положил трубку. Катрина спала в спальне. Мартин пошел в спальню Карен, где она спала со своими братьями, и разбудил ее.
- Надень обувь, мы выйдем прогуляться, - прошептал он, помогая ей надеть куртку. Карен еще не полностью проснулась, но не сопротивлялась. Ее будили таким образом много раз до этого. Карен механически шла через кухню в ботинках, пижаме и зимней куртке, немного впереди отца, подталкиваемая им. Она чувствовала холодный ветер на щеках, когда она отсутствующе спускалась по знакомым ступенькам. Они прошли по дорожке и зашли в открытый гараж похоронного бюро Панкратца. Карен слышала, как за ними закрылась дверь, едва они подошли к двери, ведущей в подвал, спускаясь, она несколько раз оступилась. Она старалась не открывать глаза, поскольку ее и так вели.
Они повернули и начали спускаться снова. Запах формальдегида усилился по мере спуска, как и звук голосов. Комната была слабо освещена несколькими свечами, и в ней уже ждали пять или шесть мужчин. На столах из нержавеющей стали лежали пустые пивные бутылки вместе с пластиковыми бутылками, стальными ножами и шлангами. В центре комнаты стояли два стола из нержавеющей стали, используемые для мытья, сушки, бальзамирования и одевания покойников. Мартин повел Карен к ближнему из них и снял с нее куртку.
- Снимай штаны, Карен, - сказал ее отец, - мы собираемся сделать тебе приятно. Его улыбка была хищной и холодной.
Он бросил куртку своей дочери в угол. Карен быстро сняла пижамные брюки. Она была обнажена ниже талии. Несколько мужчин подошли ближе и уставились на Карен, когда встала рядом со столом. Она мимолетно посмотрела на них и, увидев ни толики доброты, решила смотреть строго перед собой. Было видно, что эти мужчины посещали подобные собрания раньше.
- Забирайся на стол, Карен, - сказал Мартин. Карен вскарабкалась и села посередине стола для бальзамирования.
Ее отец повернулся к ней и начал расстегивать ее пижамную рубашку, снял ее и бросил в угол на куртку.
- Хочешь, чтобы мы тебя полюбили? - спросил Мартин, проводя рукой по ее груди и плечам.
Карен сидела молча и неподвижно, но с глазами, полными неподдельного ужаса.
- У тебя черные сердце и душа, - продолжал ее отец. - Ты испорченный товар. Все знают, что ты скверная.
Мартин отошел от стола, и другие мужчины подошли к Карен, начав гладить ее. Она была зажата между нежными и приятными прикосновениями мужчин и страхом, что к ней прикасаются. Ее отец вернулся с шестью иглами с белыми головками. Карен их не видела, потому что сидела с закрытыми глазами, окунувшаяся в страх и ощущения, вызванными прикосновениями.
Пока мужчины гладили Карен, Мартин быстро воткнул одну иглу ей в живот и так же быстро ее вытащил. Карен взвизгнула, напряглась и затем упала на спину. Она не шевелилась, стараясь справиться со страхом и болью. Ее отец воткнул ей иглы в живот во второй и третий раз. Карен старалась не издавать ни звука, но невольно дергалась от каждого укола.
- Чтобы тебя полюбили, надо, чтобы тебе сначала причинили боль, - сказал Мартин. - Тебе следует почувствовать боль, чтобы познать любовь. Ты не можешь познать любовь, не познав боли.
Карен напряженно старалась не двигаться и не открывала глаза.
- Может, следует привести сюда твоих младших братьев, и ты познаешь любовь, увидев их страдания?
Карен открыла глаза. Она помнила последний раз, когда ее отец бил ее братьев. Он говорил, что он бил по ее вине, что они были наказаны за ее грехи. Это было ужасно. Она поклялась, что больше не позволит бить их из-за того, что она плохая. Она будет паинькой, тем самым защитит их. Она будет их броней.
- Тебе следует благодарить нас за то, что мы тебя любим, - сказал Мартин, направляясь к ней с иглами в руке.
Карен надиктовала это на пленку прерывающимся, усталым голосом, явно неохотно. Казалось, что эти воспоминания вызывали у нее боль (я слышал страдание в ее голосе), но она все равно их рассказала. Я был потрясен тем, что подобные события могли иметь место в западном пригороде города. Кто были эти люди? Казалось маловероятным, что Карен сама придумала эти образы, что это были ее детские фантазии.
Они слишком жестокие и связаны с манипулированием. Не похоже на нее.
Осталась еще большая часть пленки, где-то около пятнадцати минут. Мои дети наверняка уже спали, убаюканные видом любящих родителей и безопасной теплой постелью, которая навевала им хорошие сны. Я молил Бога, чтобы мои дети не познали подобную жестокость. Мой разум метался между изображениями, реакциями, неверием, ужасом и тревогой. Я был слишком измотан мыслями о том, как помочь этой женщине, которая прошла через многое. Подобный вид издевательств именуется «казнью души», чтобы показать, как он уничтожает желание жить. Можно ли было еще спасти Карен? Я надел наушники и включил запись.