- Я понял. Спасибо. Тея, надеюсь, мы скоро поговорим.
Я попросил её уступить место Карен, сказал ей, что она запомнит всё, что говорили Карл и Тея, и вывел её из транса. Она ушла. При этом нас обоих пробивала дрожь от того, что мы только что узнали.
18.
Сэнди и Майлз
- Карен не спит, - сказала Энн.
На часах было 23:00, когда она позвонила. Я собирался как раз ложиться. Карен звонила мне по вечерам, но сегодня звонок раздался позже обычного.
- Когда одна часть засыпает, другая бодрствует. Она начинает переутомляться и не может нормально жить!
«Я тоже», - подумал я.
- Энн, спасибо, что поделилась со мной. Я попробую помочь. Это всё? - я был действительно измотан.
- Не вешайте трубку, - голос на другом конце изменился, став более резким и агрессивным.
- Вы им расскажете, да?
- Карл?
- Да, если Вы им расскажете, то они нас убьют.
- Карл, какой сейчас год?
- 1965.
- Карл, сейчас 1996. Сентябрь. Больше некому рассказывать. Кроме того, я бы никому и так не передал твои слова.
- 1996? Вы уверены?
- Просмотри газеты, спроси у Холдона, а потом мы поговорим об этом завтра, - я всё это не раз говорил Карлу. Я всё обдумывал, сколько понадобится ещё времени, чтобы он в это поверил.
Я попросил Карла уступить место кому-нибудь ещё, кто хотел бы со мной побеседовать.
- Хорошо, - согласился он.
Раз уж они сменяют друг друга по моему требованию, то я общался с Карен, словно она была под гипнозом, поэтому делал паузы для того, чтобы понять, беспокоило ли кого-то что-то ещё. Послышался другой голос.
- Я вернулся к Кэтрин и Энн.
- Привет, Майлз. Рад тебя слышать. Как поживаешь?
- У нас не всё так уж хорошо. Сэнди создаёт проблемы. Кэтрин говорит, что её следующей надо будет объединять с Карен.
- Я не против, если это поможет остальным, - ответил я.
Я был удивлён, что они приняли такое решение, но я собирался к нему прислушаться. Мне нужно было поспать. Уже 23:40. Я попросил Майлза поговорить с Карен, чтобы он ей объяснил, что все её личности будут сегодня ночью спать. Когда я её вывел из транса, она и не подозревала о том, что разговаривала со мной по телефону. Я предложил ей пойти отдохнуть.
Следующим вечером Карен снова позвонила мне поздно. На часах 23:30.
- Карен хотела пойти в центр и поучаствовать в шоу Опры Уинфри, - сказала Карен голосом Карла. - Но я её остановил. А если бы нас заметили? Они бы пришли и убили нас.
- Тебе больше не навредят эти люди, - я пытался говорить как можно убедительнее. - Ты говорил с Холдоном?
- Да. Сейчас 1996 год. Почему Вы мне не врёте в отличие от всех остальных? - Карл говорил быстро, почти тараторя. - Я слышал, что Вы собираетесь начать слияние Сэнди. Это больно?
- Карл, это не больно. Почему бы тебе самому в этом не убедиться и не посмотреть? Сможешь это сделать?
- Думаю, да.
- Хорошо, сможешь всё сам увидеть.
На другом конце провода воцарилась тишина, затем раздался другой голос.
- Доктор Байер, это Энн, - сказала она своим чистым бархатным голосом. - Боюсь, когда Сэнди объединится с Карен, то ей передастся и её обжорство.
- Привычки Сэнди станут частью Карен, - заметил я. - Они уже её в каком-то смысле. Когда она сольется с ней, то они станут не такими явными, как сейчас.
- Понимаю. Тут есть определенная логика. Спасибо.
Весь разговор я прокручивал у себя в голове, пока пытался заснуть. Уже было далеко за полночь.
Карен протянула мне несколько фотографий, которые я раньше не видел. На первой было изображено похоронное бюро «Панкратц и сыновья». Унылое серое здание из мелкого кирпича, в подвале которого, как она говорит, её истязали. На паре других я смог рассмотреть дом, в котором она выросла, двор, дверь-гармошку в её спальне, сквозь которую она слышала похабные вечеринки своих родителей. И наконец фотографии, на которых были её отец, мать, дедушка и дядя. Я всматривался в эти маленькие черно-белые снимки, пытаясь проникнуть в души этих людей.
У меня ничего не вышло. На них её мать была нарядно одетой женщиной, которой нравилось позировать на камеру; её отец большой сильный мужчина, во взгляде которого виднелся оттенок высокомерия и заносчивости; и её дедушка, снимки которого она мне показывала раньше, худой, очевидно лишенный чувства юмора, лысый мужчина. Её дядя отвернулся от камеры. Почему-то после всего того, что Карен мне рассказала, я ожидал, что эти лица из прошлого будут выглядеть омерзительно на этой старой потертой бумаге от Кодак. Сложно было представить, что в этих невзрачных людях укоренилась садистская жестокость. Из всех них в живых осталась только её мать. Я поблагодарил Карен за то, что она принесла мне эти фотографии, добавив, что мне так легче представить то, что она рассказывала.