Она проснулась, но не сбежала. Еще не открыв глаза, она знала, что это реально, что это части ее прошлого и будущего. Столько боли — реки и океаны. Так будет всю жизнь?
«Дорогая, я могу сказать тебе много слов, — туман влетел в окно. — Но ты знаешь ответ. Да и я говорю людям лишь то, что они знают».
— Не я, — зло ответила Пози. — Я не знаю, — она прижалась лбом к окну.
«Только слабые винят других, милая, и только слабые сердца говорят, что у них нет выбора. Учись быть выше боли, которую тебе причиняют другие. Ты не должна быть ее рабом навеки».
— Я пыталась, — сказала Пози в слезах. — Пыталась. Я не знаю, что еще могу сделать.
«О, многое. Ты поднялась, но свободы нет… пока не любишь».
— Я должна любить боль, которую терплю? — удивилась Пози. — Это я не могу.
«Нет, милая, не боль, — терпеливо сказал туман. — Ты должна любить того, кто причиняет боль», — он рассеялся у стекла и улетел с весенним ветром, как беспечное дитя.
Разве не это сейчас делал Киран? Пози видела, как он смотрел на отца, слышала, как он говорил с ней о матери, а они причинили ему боль. Она не имела права не прощать своих родителей, когда видела, как Киран простил своих. И она слышала тайный шепот, знала, что ее родители не хотели причинить ей боль.
Мелантиус и Валанор ошибались, поступали плохо, обманывали и убивали. Их любовь к детям утонула в их хитростях и обманах. Но Кирану было все равно, он ощущал ту любовь, что не требовала ответа. Пози знала, потому что знала его, любила его, читала его лицо, как самую приятную историю.
Но почему она понимала его, а не понимала это странное милосердие? Как он нашел то, что она не смогла?
Дверь комнаты короля открылась, Пози отпрянула от окна, увидела Кирана. Он подошел к ней, но она не дала ему заговорить.
— Почему, Киран? — выпалила она. — Почему ты все еще любишь его? Это… не честно.
— Честно? — он печально улыбнулся. — О, Пози, это милосердие. Если бы все было честно, милосердию не было бы места. Оно не связано со справедливостью.
— Это не просто милосердие. Я его понимаю, но… тут больше. Ты любишь своих родителей, хоть они так тебя ранили. Я ненавидела их за тебя. Почему ты их не ненавидишь? — ее голос оборвался от злости.
Киран смотрел на нее невыносимо долго и сказал:
— Потому что во мне нет места для чего-то такого ядовитого. Это вредит мне. Ты не видишь? Если милосердие не заслужено, то как быть любви?
Пози покачала головой, слезы жгли ее глаза. Она посмотрела на свои ноги, а Киран поймал ее ладони.
— Любой может любить хорошее и правильное, — тихо сказал он. — Это просто. Порой даже пусто. И это не жизнь для меня, Пози, — он склонился к ней. — Как и для тебя, думаю, — он убрал волосы с ее лица и притянул ее к себе. — Нет, — сказал он, глядя в окно. — Мы живем теперь ради великого.
Пози закрыла глаза. Киран любил отца, несмотря на ужасное предательство и жестокость. И это не вредило его, не пропало у него, не стыдило его. Он был от этого смелым и свободным. Пози теперь это понимала, как и его чувства. Это давало ему силу против любой угрозы, любого врага. Это делало его невероятно сильным. Пози словно сжимала в руках незнакомца. Но его слова попали по ней там, где она не ожидала, так глубоко, что то место, наверное, спало с момента ее рождения. Они добрались до ее центра и пробудили это место. И слова Кирана стали бальзамом для ее сердца, тайной, которую она должна была защищать жизнью.
Киран отпустил ее, заглянул в ее глаза.
— Ты скоро должна уйти, Пози, — его слова удивили ее на миг, а потом она кивнула.
— Да, — сказала она, ждала знакомую боль, разбитое сердце. Но этого не было. Она вздохнула, зная, что эти знания, эта тайна дадут ей силы оставить это место, что она так полюбила. Силы было не так много, но достаточно.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Прощание
Все персонажи вышли поздравить нового короля, с ними и дикий народ. Жители поражались человеку-дереву, идущему по полю, его тело скрипело, было покрыто сгустками мха, на голове рос папоротник; их удивлял гордый кентавр, промчавшийся по мощеной дороге. Жители думали, что то существа из сказок. Но Пози знала, что они ощущали, она знала, как это — когда сказка оживает на глазах.