— Что-то случилось? Так ветер дул…
— Да нет, тебе это, наверное, приснилось. Везде тихо, кроме клуба, где всегда шумно. Отдыхай и не бери в голову. — Он очень не любил, когда младшая сестра начинала его расспрашивать, особенно о пустяках, не стоящих особого внимания. Вот, как и на этот раз. Честно говоря, он иной раз задавался вопросом, зачем он взял ее с собой, однако, оставить сестру дома на попечение родственников он не смог. Вика болела, и ей нужны были деньги на лекарства, и, разумеется, поддержка со стороны семьи, которая теперь сократилась до старшего брата, отгораживая ее особенно от назойливых тетушек с их притворным сочувствием.
“Да, — вспоминал он, укладываясь в постель, — все-таки раньше жилось куда веселее, чем в этом богом забытом месте, но надо привыкать". Однако север очаровывал, тянул… С огромным удовольствием сотни, тысячи некогда покинувших эти места северян тряхнули бы стариной. Пусть даже и ненадолго, на пару недель. А как же миллионы людей, знающих о Севере понаслышке? Разве усидели бы они на привычных, много раз виденных черноморских пляжах Северного Кавказа, когда открывается такая редкая возможность? Он не знал, почему ему захотелось вспомнить об этом. Обычно перед сном у него не было привычки о чем-либо думать. Но мысли упорно лезли в голову, заставляя перебирать воспоминания, перескакивая через годы, минуты, часы, месяцы. Виктория сейчас бы сказала, что он нисколько не изменился за последние годы: высокий зеленоглазый шатен, некогда упорно занимавшийся спортом, но с годами совершенно потерявший былую подтянутую форму. Что касается самой Виктории, то она изменилась за последние годы. Вика родилась болезненным ребенком, который со временем превратился в юную, тоненькую, как тростинка, с копной вьющихся длинных светло-русых волос, девушку. Ее хрупкое здоровье начало ухудшаться с того момента, когда она оплакивала родителей, погибших на обледенелом шоссе за городом во время поездки к бабушке и двоюродным братьям.
Вот широкое полотно дороги разливается в бескрайних полях, теряясь в белесом предрассветном сумраке плотного тумана. Среди темно-серого марева проглядываются резкие очертания искореженной «Волги», под которой растекались во все стороны ручейки масла и бензина, извиваясь и перетекая между осколками битого стекла и металла. Чуть поодаль белел тягач с полуприцепом, загруженным тоннами стекла. Ему не удалось удержать огромную фуру на обледенелой скользкой дороге, и его закрутило на трассе. Стекло сыпалось на дорогу — звонкое и острое, рассыпаясь алмазами на асфальте, смешиваясь со льдом и инеем на пожухлой прошлогодней траве у обочины. Его было много, словно разбился и рассыпался целый мир, спрятанный в хрупкой капсуле, наподобие детского "секретика" в земляной ямке, где головка одуванчика и конфетная обертка прятались под бутылочным стеклышком.
Родители успели отъехать всего на сорок один километр от города, когда столкнулись с грузовиком на трассе, которая терялась в предутренней туманной пелене.
Дальнейшее она помнила смутно: как ее, полуживую, вытащили из машины, как доставили в районную больницу на окраине города, как срочно вернулся брат из двухнедельной командировки…
Вика изменилась с тех пор. И внешне и внутренне.
Особенно внутренне.
Взлелеянные ею детские мечты и надежды неумолимо разрушались в течение нескольких месяцев после похорон и были сами ею погребены в те дни, когда она узнала о том, что больна. Алексей продолжал работать, пытаясь обеспечить их ставшую такой маленькой семью, большей частью предоставляя сестру самой себе. Ей казалось, Алексу все равно, что она чувствует, думает, и на внутренние разломы ее хрупкой души месяцами нарастала обида, непроницаемым облаком оседая в глубинах сознания. Алекс был занят собой, командировками, частыми посиделками на квартире у кого-то из его друзей. Оставаться дома одна Вика не смогла, и, коря себя за трусость и слабость, отправилась вместе с братом в этот небольшой северный городок.
Позади нее оставалась гора битого стекла — там, на трассе, напоминая о том, чего уже не вернуть и не склеить.
И когда в доме воцарилась тишина, нарушаемая ветром, гудящим за окнами, Вика поняла, что ей стало хуже вовсе не от того, что она постоянно мучает себя мыслями о неизвестности. Впрочем, поняла она это раньше, когда собственное здоровье невозможно стало игнорировать. Она пару раз засыпала, но это промежуточное состояние изматывало ее больше всего. Конечно, ее здоровье ухудшалось периодически, как времена года, но Вика больше всего боялась, что это может затянуться и наступит неизбежный конец. Со стороны казалось, что все идет своим чередом, изо дня в день, ничуть не меняясь, словно по заранее спланированному графику. Алекс работал, рыбачил со знакомыми, а Вика проводила все дни дома, лишний раз стараясь не выходить на улицу, следуя предписаниям врача.