В один из зимних вечеров, когда Сигурд и его люди вернулись, отдав женщинам шкуры убитых зверей, хозяин дома велел Вике приготовить для него лохань с горячей водой. Девушка с помощью двух рабов натаскала воды, которую потом подогрели на огне и наполнили горячей водой огромную лохань, стоящую в дальней комнате.
Оставшись наедине с Сигурдом, девушка не знала, как себя вести дальше. С момента приезда в Норвегию, викинг редко заговаривал с ней, отделываясь долгими взглядами в сторону девушки, и его взгляд находил отклик в душе Виктории: сердце начинало чаще биться и девушка опускала голову, смущаясь.
— Я знаю, что ты уже вполне освоилась, девушка, — медленно проговорил он, снимая меховой плащ и укладывая его на деревянную скамью у стены.
Вика кивнула головой, продолжая стоять неподвижно, наблюдая из полуопущенных ресниц за его движениями. Пламя очага тёплым золотистым сиянием освещало маленькую комнатку, холодный пол которой был застелен соломой, наполняя помещение теплом и уютом. Сигурд устало сидел на скамье, расшнуровывая высокие сапоги, его лицо скрывали длинные пряди волос, большая часть которых веером рассыпалась по широкой спине.
— Ты всё так же со мной не разговариваешь, Виктория? — он поднял голову и улыбнулся. — Я думал, что освоив наш язык, мы теперь сможем вполне спокойно общаться с тобой. Странное же дело получается: весной мы с тобой встретились, а до сих пор не перемолвились ни словечком.
— У вас просто не было такой возможности, Сигурд ярл, — с почтением отозвалась Вика и отвернулась в тот момент, когда викинг начал снимать последние детали одежды. Она слышала, как глухо звякнул об пол тяжёлый металлический пояс, как мягко упали меховые сапоги викинга, которые он одним движение отбросил к стене. Наконец, полностью раздевшись, Сигурд погрузился по плечи в воду, приказав девушке повернуться к нему лицом и взяться за мыло.
В тот момент, когда девушка нерешительно прикоснулась намыленной тряпкой к руке викинга, в комнату неслышно вошла Исгерд и замерла за спиной девушки, поглощённой своими переживаниями.
Почувствовав холодный ветерок, ворвавшийся в помещение, Вика резко повернулась, встретившись глазами с холодным бесстрастным взглядом хозяйки дома.
— Выйди, — коротко бросила Исгерд и чуть отошла в сторону, освобождая дорогу.
— Мать, это моя рабыня, — напомнил ей Сигурд и схватил было ушедшую девушку мокрой рукой за рукав платья. — А я теперь хозяин дома и только я распоряжаюсь рабами Харальдхейма.
— Если бы отец не умер, — жёстко отозвалась Исгерд, — то это было бы совсем не так. Я не желаю обсуждать вопросы при рабыне!
— Мы все — одна семья! Здесь нет секретов друг от друга! Что ты хотела обсудить наедине со мной?
— То, что не обсуждается при посторонних. У меня ещё остались права в этом доме, сын и я желаю говорить с тобой наедине.
— Хорошо, — твёрдо сказал он, и, смягчившись, обратился к Вике, — ступай, девушка. У нас ещё будет с тобой время поговорить.
Оставшись одни, мать и сын долгое время смотрели друг другу в глаза — взгляд Сигурда выражал одновременно и твёрдость и нежность, а в глазах Исгерд читались отчуждение и злость. Неровное пламя огня рисовало причудливые тени вокруг них, от остывающей воды в лохани медленно поднимался пар, лёгким облачком ускользая из комнаты. Исгерд присела на край скамьи, негромко звякнув ключами у серебряного пояса.
— Так что ты хотела обсудить? — Сигурд принялся энергично намыливаться.
— Я не хочу больше оставаться в этом доме, сын.
— Не понимаю. Что тебя не устраивает?
— Я не могу больше здесь находиться, здесь всё напоминает о Харальде, этот дом, этот огонь в очаге, его трофеи, которые он лично развешивал на стенах, его плащ, который греет так тепло, что словно лето вернулось посреди зимы. Я хочу покинуть этот дом.
— Куда ты хочешь направиться, мать? Может, я велю построить тебе дом рядом с Харальдхеймом?
— Нет. Я собираюсь поселиться в лесу.
— Рядом со старой Норой, я полагаю? — Сигурд с вызовом посмотрел на мать.
— Неподалёку. Но таково моё желание и я хочу, чтобы оно было исполнено, сын.
— Будь по-твоему, однако, я бы не стал селиться поблизости от колдуньи, мать. Это неразумно и тем более, в случае чего, тебя некому будет защитить.
— Я сама сумею себя защитить. Я заберу с собой меч, подаренный твоим отцом.
— Что ж, на то воля твоя, женщина, но помни, здесь тебя все будут ждать.