— Мы причалили к берегам франков, — спокойным голосом рассказывал ярл, сидя во главе стола с уже привычным отсутствующим выражением лица. — Перед походом на поселение, на нас напали люди, поджидавшие в лесах, окружавших жалкую кучку домишек, в которых и поживиться-то было нечем! Сначала победа была на нашей стороне и нам удалось разбить этих растерявшихся местных оборванцев, но к ним поспешила подмога — это были всадники на тонконогих лошадях, перекрывшие обратную дорогу. Со стороны леса летели стрелы, их было так много, что наши щиты скоро были усеяны ими. Нас было меньше, и, попав в засаду, мы не намеревались отступать, но силы были неравны. Отца окружили два всадника и стали теснить его с дороги, пока он не упал, пронзённый стрелой. После этого я велел отступать и уже на драккаре мы вытащили наконечник стрелы. Храфнхильд сказал, что он был отравлен. В дороге отец умер, несмотря на все наши мольбы богам. Мы развернули драккары и снова вернулись на тот берег, когда на землю уже опустилась ночь. Под её покровом, невидимые и неслышные, мы прокрались к деревне и подожгли её. Она сгорела в мгновение ока и люди гибли от огня и от звона наших мечей, Вигульф. Следующим днём мы со всеми почестями похоронили Харальда, отомстив накануне похорон тем, из-за которых нас постигло это горе. Пусть ему покровительствует Один, приняв его в чертоги Вальгаллы.
Вигульф в задумчивости теребил длинный ус, слушая короткое повествование Сигурда. Дослушав рассказ, он молча кивнул и залпом осушил высокую кружку с пивом.
— Ещё не собираешься обзаводиться семьёй? — поинтересовался он, заметив, как к племяннику подошла молодая пухленькая рабыня с кудрявыми, цвета верескового мёда, длинными волосами, и нежно посмотрела на Сигурда, наполняя его позолоченный кубок привезённым элем.
— Не думаю, что сейчас подходящее время для этого, — Сигурд посмотрел вслед уходящей Вике. — Урожай нынче был очень скудным, рыба отошла от берегов, улов в этом году был совсем небольшой. Благо дело, у нас достаточно рабов, надеюсь, их до начала времени сбора яиц и солнечного месяца сеттера будет чем кормить. А после этого можно подумать и о женитьбе, дядя.
— А как же сестра твоя, Снёлауг?
Сигурд посмотрел на сестру, сидевшую, по обыкновению со скучающим выражением лица, и совсем не слушавшую то, что говорила ей Альвгерд. Пепельно-серебристые волосы Снёлауг были распущены по плечам, она рассеянно теребила в руках висевшие на шее стеклянные бусы, уставившись взглядом в стол.
— Снёлауг пока не изъявляла желания связать себя законным браком с кем-нибудь из достойных мужчин, — нехотя отозвался Сигурд и отпил эля из кружки. — Она пытается оставаться ребёнком, надеясь, что это даёт ей право на то, что её проделки будут и дальше сходить ей с рук. Да и все считают её легкомысленной и неспособной пока что быть полноправной хозяйкой дома, которая целыми сутками любуется собой и плетёт венки из цветов! А то и вовсе пропадает с утра до вечера, гуляя по лесу.
— Разве Исгерд не сумела наставить девушку?
— Моя мать после смерти отца была убита горем. Снёлауг к тому времени минуло пятнадцать зим и подошло время задуматься о её дальнейшей жизни. После смерти отца мать изъявила желание поселиться отдельно, Вигульф. Я одобрил её просьбу, и она перестала жить в Харальдхейме и навещать нас. Немногим позже мать упала со скалы в море и умерла.
— А другие женщины?
— В отсутствии Исгерд домом управляла Кольгрима — она когда-то была рабыней, но отец освободил её и оставил жить в доме. Она не оказывает никакого влияния на Снёлауг, тем более, что она уже стара и ей не под силу справиться со столь буйным и строптивым созданием, как моя младшая сестра.
— Может ли Снёлауг совершить поступок, опорочивший род?
— Я не знаю, Вигульф. Дома она тиха и спокойна, во дворе она дерзкая и непослушная, а переступив за ограду, я не знаю, какой она становится, какой видят её люди.
— Разве до тебя не доходят слухи, если они есть?
— Нет, дядя. Пока о проделках Снёлауг известно лишь только в Харальдхейме.
— И всё равно что-то в этой девчонке не так, — задумчиво пробормотал Вигульф, продолжая теребить кончик длинного уса. — Непростая она.
— Не спорю, — согласился Сигурд и стал искать глазами Вику. Он обнаружил девушку, убирающей со стола поднос с остатками мяса. Вика улыбалась шуткам викингов, сидевшими за столом, однако, не позволяла им никаких вольностей в отношении себя. Почувствовав укол ревности, Сигурд отвернулся, на мгновение ощутив отвращение к себе. Он всё время откладывал час, когда собирался разобраться со своими мыслями и чувствами, в особенности решить вопрос с его чувствами к этой девушке, которая была предана ему и ничего не требовала взамен. Но медленно ухудшавшееся состояние здоровья наталкивало его на совершенно другие размышления, и он забывал о доме, о своей дружине, о родителях, сёстрах, и о той, которую любит, не желая признавать в себе эти чувства, считая их слабостью.