Таковы были мои впечатления от деловых встрече Асаньей до того утра, когда мне сообщили по телефону, что я должен явиться к нему. Министр вызвал на совещание нескольких авиационных командиров: Хосе Арагона, Рамона Франко (несмотря на его плохие взаимоотношения с правительством), Маноло Каскона, Артуро Гонсалеса Хила, Анхела Пастора, Рикардо Бургете, Альвареса Буилья, Эрнандеса Франка и Артуро Менендеса. Кого-то, возможно, я забыл.
Артуро Менендес, капитан авиации, большой друг Асаньи, был назначен генеральным директором Управления безопасности. Под его командованием воинские части, подчиненные этой организации, подавили попытку монархического путча в Мадриде. [250]
Свою речь Асанья начал с того, что, хотя по всей Испании восстановлено нормальное положение, необходимо принять дополнительные меры, чтобы обеспечить прочную безопасность и защиту республики. Затем объявил, что Менендес, как директор Управления безопасности, подведет итоги происшедших событий и сообщит последние сведения об обстановке в стране. Менендес отметил широкий размах монархического движения и рассказал ряд интересных подробностей. По его мнению, возможна новая попытка мятежа, если мы не примем самых энергичных мер против наступления реакции. Они должны касаться главным образом армии и авиации - последняя в силу своих специфических особенностей представляет наибольшую опасность.
После Менендеса снова выступил Асанья. Он сказал о возрастающей угрозе существованию республики и нашей обязанности всеми силами защищать ее. Асанья сообщил, что правительство передает авиацию в руки республиканских летчиков, предоставляя им полную свободу действий. В заключение он потребовал от нас подготовить в кратчайший срок проект реорганизации воздушных сил, чтобы они стали подлинно республиканскими и правительство могло всецело положиться на них.
Спустя три дня мы вручили министру требуемый проект, составленный с самыми лучшими намерениями. Выполняя поручение правительства, мы старались, чтобы намечаемые мероприятия не вызвали недовольства друзей республики.
Среди прочего мы предлагали перевести из авиации в наземные войска немногочисленную группу летчиков и командиров - открытых врагов республики, а также снять со всех ответственных постов лиц, явно не симпатизирующих республиканскому строю. Отстранить от командных должностей противников республики во всей армии следовало сразу же после прихода к власти республиканского правительства. Поскольку эти элементарные меры не были осуществлены, важнейшие должности продолжали занимать ярые реакционеры.
Министр одобрил проект и обещал немедленно провести его в жизнь. Но дни шли за днями, а министерство ничего не предпринимало. Командиры и начальники, которых мы предлагали сместить, оставались на своих местах.
Вскоре мы совершенно неожиданно узнали, что наш проект открыто обсуждается и комментируется личным составом авиации. Кто-то из секретариата министра или лиц, пользовавшихся [251] его доверием, совершил предательство, разгласив проект раньше, чем были осуществлены предусмотренные в нем меры. Нет необходимости говорить, как отнеслись к этому те, кого мы предлагали убрать из авиации. Их злобе не было границ.
Мысль о том, что в военном министерстве можно безнаказанно творить подобные дела, вызвала во мне невыразимую горечь и явилась причиной того, что я еще больше отдалился от окружавшей министра группы военных, к которым никогда не питал симпатий.
Раздраженный случившимся, но с чистой совестью человека, выполнившего свой долг, я вернулся к себе в Алькала. Было неприятно, что до летчиков уже дошли слухи о распрях и политической борьбе среди военачальников, хотя в то время я еще не замечал ее влияния на них.
Выполняя приказ авиационного штаба, в Алькала впервые в Испании приступили к освоению курса слепого полета и наиболее сложной части высшего пилотажа. Не имея специалистов в этих областях и не желая приглашать их из-за границы, мы начали занятия, вооружившись английскими и французскими инструкциями. Все преподаватели нашей школы на это время превратились в учеников.
Наши материальные возможности были очень скромными, поэтому приходилось импровизировать: имевшиеся на аэродроме три небольших самолета мы использовали для обучения высшему пилотажу, два других старых самолета приспособили для слепых полетов. Их учебные кабины с парусиновым верхом изолировали ученика от внешнего мира, таким образом, он мог летать только по приборам.
Первыми освоили этот курс капитаны Ибарра, Мартинес де Писон, Маноло Каскон, Гарсиа Морато, Карлос Айе и я. Почти все они сыграли важную роль в развитии испанской авиации, а некоторые из них, как, например, Гарсиа Морато и Айе, стали лучшими франкистскими летчиками.
Хосе Арагон, назначенный начальником мастерских на аэродроме «Куатро виентос», вновь решил летать. По вечерам он приезжал на аэродром в Алькала, и я тренировал его на одном из учебных самолетов. Через несколько дней после почти двенадцатилетнего перерыва он вновь начал самостоятельно летать. Хосе просил не говорить об этом его жене Тересите, собираясь сначала подготовить ее. Тереситу не покидало предчувствие, что он погибнет в авиационной катастрофе. [252]
Я был доволен своей работой, и, насколько помню, за время, пока исполнял обязанности начальника школы, никаких неприятностей там не случалось. В то время всех нас связывала большая дружба. Поэтому может показаться странным, что, когда началась гражданская война, мы, разойдясь по разным путям, с ожесточением и вполне сознательно убивали друг друга. Но тогда волны политических распрей, возможно, еще не докатились до школы или они были слабее нашей дружбы, и мы старались не придавать им значения.
* * *
В бурной истории Второй республики мятеж 10 августа наметил период дальнейшего обострения политического положения в стране. Санхурхо, приговоренный к смертной казни, был помилован. За отмену прежнего решения голосовали все министры республиканского правительства, включая социалистов. Проявленное великодушие реакция истолковала как трусость. Враги режима говорили: «Побоялись расстрелять Санхурхо!» Эта мысль о безнаказанности, ловко и нагло использованная пропагандой правых, пускала корни и привлекала людей в их ряды. Правительство же продолжало принимать решения, на бумаге казавшиеся правильными и революционными, но на практике не приносившие республике никакой пользы. Номер, выкинутый Асаньей с реорганизацией авиации, о котором я рассказал выше, - типичный тому пример. Создать верную республике авиацию - намерение замечательное и необходимое. На практике же это хорошее дело обернулось скандалом, увеличившим число военных, недовольных режимом.
Помиловав Санхурхо, правительство решило, что он должен отбывать наказание, как любой другой осужденный, и заключило его в тюрьму Дуэсо. Это дало повод реакционным кругам начать злобную кампанию в прессе. Статьи, интервью, данные самим Санхурхо в тюремной камере, его фотографии в арестантском костюме постоянно появлялись в правых газетах, распространяемых по всей Испании и раздаваемых в церквах после богослужений. Лживая пропаганда, вовсю раздуваемая реакцией, пыталась, лицемерно играя на чувствительных струнах испанцев, представить предателя своего народа, справедливо осужденного на смерть и великодушно помилованного, как жертву, мученика, почти героя. [253]
К моменту провозглашения республики в армии имелись лишь небольшие группы убежденных республиканцев и ярых реакционеров. Подавляющее же большинство военных были политически нейтральны или индифферентны, не испытывали к новому строю ни любви, ни ненависти, но приняли его и подчинились ему.
Я считал, что на это подавляющее большинство и следует обратить особое внимание. Прежде всего необходимо было направить усилия для привлечения этой части офицеров на нашу сторону или по меньшей мере умело противодействовать вражеской пропаганде среди них. В силу существовавших в армии порядков, накладывавших соответствующий отпечаток на образ мыслей, это большинство было предрасположено скорее воспринимать пропаганду, враждебную республике.