Приходилось им совершать полеты и за границу. Враг не раз пытался привлечь их на свою сторону или подкупить, но ему не удалось поколебать ни их преданности республике, ни честности. Последнее полученное ими задание было особенно ответственным: надлежало эвакуировать из центральной зоны республиканское правительство и ряд политических деятелей. Франко не пожалел бы золота, если бы они согласились передать ему этих важных лиц.
* * *
Я уже говорил, что вспоминаю о войне, и особенно о ее первом этапе, как о кошмаре. Самыми тяжелыми были дни, когда мы теряли боевых товарищей. Жертвами обычно становились лучшие. Уже в начале войны мы понесли несколько невосполнимых утрат. Гибель капитана Гонсалеса Хила, одного из наиболее способных и квалифицированных летчиков, тяжкой болью отозвалась в наших сердцах.
Когда первые фашистские отряды подошли к Сьерра-Гвадарраме, капитан Гонсалес Хил сформировал небольшой [347] отряд из молодых людей - членов Союза объединенной социалистической молодежи, чтобы преградить путь мятежникам.
Однажды, вернувшись с бомбардировки, я увидел на аэродроме двух юношей из его отряда. Они рассказали, что участвовали в нескольких боях, в которых их командир проявил необычайную храбрость и хладнокровие. В одном из сражений, идя в атаку во главе своих бойцов, он был ранен в голову и почти тотчас умер. Полученное известие было для меня жестоким ударом. И не только потому, что я питал к нему искреннюю любовь. Я понимал все значение этой потери для нашего общего дела. Видимо, юноши очень любили Гонсалеса Хила, ибо, рассказывая о его смерти, не могли сдержать слез. Каждый раз, упоминая его имя, они говорили: «…наш товарищ Гонсалес Хил…» Тогда слово «товарищ» казалось мне, по меньшей мере, странным и даже немного «подрывным». Но эти ребята произвели на меня отличное впечатление. Я задал им множество вопросов о положении дел на Сьерре. Они отвечали обстоятельно и откровенно. От них я узнал, что Гонсалес Хил уже в течение двух лет являлся членом коммунистической партии, а еще раньше был военным инструктором в Союзе объединенной социалистической молодежи.
* * *
До появления на Мадридском фронте итальянских истребителей «Фиат» господство в воздухе принадлежало республиканской авиации. Оно было настолько очевидным, что один наш истребитель, посылаемый для охраны Сьерры, мог предотвратить налеты фашистов, которые они пытались время от времени предпринимать на самолетах «Бреге-19» или двухмоторном «Драгоне», уступленном Португалией Франко.
Однажды, патрулируя над Сьеррой на истребителе «Ньюпор», я увидел три самолета, летевших с вражеской стороны. Полагая, что это фашистские «Бреге», намеревающиеся бомбардировать наши позиции, я набрал высоту, чтобы атаковать противника, но, приблизившись, узнал итальянские истребители «Фиат». Я хорошо знал эти самолеты и даже летал на них, когда служил в нашем посольстве в Риме. Естественно, я повернул обратно и вернулся в Хетафе. Появление «Фиатов» потребовало изменить тактику боевых полетов, ибо итальянские истребители по своим характеристикам значительно превосходили наши «Ньюпоры». [348]
До сих пор республиканские бомбардировщики летали на задания без прикрытия, или почти без прикрытия. Теперь пришлось серьезно задуматься об их защите. С этого дня в воздухе началась ожесточенная борьба, в которой мы оказались в худшем положении, ибо имели значительно меньше боевых машин и более низкого качества.
Новые условия борьбы со всей очевидностью выявили необходимость увеличить самолетный парк республики и усилить личный состав, который тревожно быстро таял. Основными причинами наших потерь были артиллерийский огонь и аварии, естественные в тех условиях. Для замены материальной части было сделано все возможное, об этом я расскажу дальше. Чтобы пополнить личный состав, мы послали во Францию группу молодых людей в частные летные школы, кроме того, организовали обучение пилотов в Лос-Алькасересе и отдали приказ о мобилизации всех ранее служивших в воздушных силах. Некоторые из этих людей переменили профессию и работали в других министерствах.
В связи с этим вспоминаю такой случай. В секретариате директора Управления безопасности служил летчик-наблюдатель капитан Арто. Очевидно, он не хотел возвращаться в авиацию, ибо совершенно не реагировал на неоднократные приказы явиться в распоряжение авиационного штаба.
Я садился в «Бреге», чтобы лететь на выполнение боевого задания, когда ко мне подошел командир эскадрильи и сообщил, что Арто так и не явился на аэродром. Возможно, в тот день я был особенно возбужден или находился в плохом настроении. Возмущенный, я немедленно отправился в Мадрид, намереваясь во что бы то ни стало вытащить его из канцелярии. Прибыв в Управление безопасности, я прошел в секретариат, где капитан Арто в штатской одежде совершенно спокойно сидел за столом перед ворохом бумаг. Я приказал ему все бросить и отправиться со мной. Он пытался что-то сказать о важности своей работы, но, увидев, сколь решительно я настроен, понял, что спорить бесполезно, и, не говоря ни слова, последовал за мной.
Мы приехали в Хетафе. Готовый к полету «Бреге» стоял на взлетной полосе с подвешенными бомбами и заряженными пулеметами. Я приказал принести для Арто комбинезон, очки и предложил ему занять место летчика-наблюдателя. Мы летели к Сьерра-Гвадарраме, где фашисты предприняли небольшое наступление. Около вражеских позиций в нас стали стрелять из пулемета, и мой наблюдатель был ранен в ногу. [349]
Увидев, что Арто безуспешно пытается руками остановить кровотечение, я передал ему жгут (мы брали их на всякий случай), которым он перетянул себе ногу.
Возвратившись на аэродром, я подрулил к санитарной машине и крикнул, что у меня есть раненый. Тут же подбежали четыре санитара и, несмотря на мои протесты, без лишних разговоров вытащили меня из самолета, пытаясь отнести в свой фургон. На мои объяснения, что раненый остался в самолете, а я цел и невредим, они не обращали ни малейшего внимания. В конце концов, поняв, в чем дело, они отпустили меня и вернулись к самолету за бедным Арто, который находился в обморочном состоянии. Ошибка, допущенная санитарами, легко объяснима. Тем, кто знаком с самолетом «Бреге», известно, что во время полета между сиденьями пилота и наблюдателя, которые расположены друг за другом, возникает сильный воздушный поток, который относит к месту пилота все, что не закреплено и находится сзади него. Когда в Арто попала пуля, его кровь покрыла меня с головы до ног, и, естественно, санитары подумали, что ранен я. Самое любопытное в этой истории - быстрота смены событий. Менее чем за два часа Арто, насильно оторванный от своего стола в Управлении безопасности, очутился в госпитале Карабанчеля, превратившись в героического защитника республики.
В первые недели войны наша авиация нанесла врагу довольно значительный урон, позже это признавали и сами франкисты.
Расскажу лишь о некоторых боевых операциях военно-воздушных сил, чтобы дать представление о нашей борьбе.
Небольшому республиканскому отряду, расположенному в деревне Навальморал, было поручено остановить продвижение противника, наступавшего на Мадрид. Его командир прислал в Хетафе телеграмму, в которой сообщал, что в их направлении движется большая моторизованная колонна противника. В это время на аэродроме находилась готовая к вылету эскадрилья «Бреге-19». Вместе с нею я немедленно отправился к Навальморал. В трех километрах от деревни мы обнаружили колонну врага, состоявшую примерно из 50 грузовиков. Фашистские войска развернулись, чтобы начать атаку. Поскольку их не прикрывала ни авиация, ни артиллерия, мы спокойно приступили к бомбардировке. Фашисты, нарушив строй, попытались укрыться за многочисленными в этом районе скалами. При втором нашем заходе часть грузовиков повернула назад, в сторону Авилы. Когда самолеты сбросили [350] бомбы в третий раз, на земле царила паника: грузовики мчались к Авила, даже не подумав забрать своих. Многие солдаты, пытаясь вскарабкаться на ходу в машины, бросали оружие. Я сбросил для командира наших войск в Навальморал вымпел, в котором сообщал о беспорядочном отходе врага и советовал выступить со своими людьми, ибо имелась возможность захватить большое количество пленных и оружия.