- Привет, – Ветка уселась на один стол впереди своего собеседника, – ты ведь новенький в нашей группе? Со мной ты ещё не знаком, меня Ветка зовут. А тебя?
- Чаще всего зовут Веником, как ни странно.
- Ну да, Ветка – и Веник, – она тихонько засмеялась, – нарочно не придумаешь… Вот нас угораздило в одной группе оказаться!
- Ты ведь тоже их видишь, правда? – спросил вдруг Веник без всякого перехода и предисловий, не отводя от Ветки внимательных глаз. – Ну, ауры. Вот такие, – он слегка подтолкнул свой блокнот в её сторону.
К такому повороту Ветка оказалась абсолютно не готова. Она чувствовала себя рыбой, внезапно подхваченной за жабры и выброшенной на берег. Даже воздух хватала открытым ртом практически так же. Наконец сумела выдавить:
- Не такие. Не так, как у тебя тут нарисовано. И я называла их до сих пор не аурами, а просто свечением. Я…не на живых это вижу. Ты об этом хотел бы поговорить, да?
Ответа не потребовалось. Разумеется, Ветка уже сама не отстала бы от человека, с которым можно было бы обсудить то, что она была вынуждена скрывать почти всю свою жизнь. На занятиях в тот день они больше не появились.
2
… Когда умер дедушка, маленькая Ветка впервые увидела то, что очень удивило её: лежащего человека окружало ярко-белое сияние.
- Мам, а почему деда светится? – спросила она тогда шёпотом. Но бабушка всё равно услышала и принялась голосить и причитать, что «вот дитё, ангел безгрешный, всё видит, дед-то мой в раю уже» и прочие непонятные Ветке вещи. Ей тогда было лет 5, и мать не придала особого значения словам дочери, восприняв их как обычную детскую фантазию. На кладбище тогда встретилась ещё одна похоронная процессия, и Ветка, которую не с кем было оставить дома и поэтому пришлось брать с собой, опять увидела точно такое же свечение. В этот раз ей хватило ума промолчать, чтобы вновь не выслушивать причитания бабушки.
Ветка подрастала, но видения никуда не девались. Она даже в какой-то момент начала думать, что светящиеся мёртвые люди – это нормально. Но потом выяснилось, что никто из подруг ничего подобного никогда не видел, и Ветка благоразумно замолчала. Она быстро поняла, что об этой своей интересной особенности не стоит говорить никому из взрослых, иначе можно нарваться на неприятности. Потом, когда она уже сошлась с готами и стала частенько бывать на кладбищах, видения стали ещё интереснее. Теперь Ветка видела ауру и тех, кто был готов в скором времени отправиться в мир иной. Такая аура для неё выглядела ярко-голубой, с каким-то неоновым оттенком, и девушка для себя обозначила её как «голубой электрик». Поначалу такие ауры пугали – они явно давали понять, что человеку осталось совсем немного; по мере приближения конца ауры бледнели и белели, после смерти же цвет всегда сменялся ярким свечением. Нельзя сказать, что Ветка была рада иметь такие способности видеть; привыкнуть со временем (на что она очень надеялась) тоже не получалось. Смириться – да. Смириться она себя заставила, как с любым неизбежным, но привыкнуть к такому было просто невозможно. При виде «голубого электрика» настроение портилось моментально.
Потом её начали мучить кошмары. В иные дни, когда они с друзьями крутились среди могил и кладбищенских аллей, доводилось увидеть не одну и не две похоронные церемонии. Ночью эти светящиеся покойники преследовали Ветку, вставая из своих могил; она просыпалась в ужасе, долго потом не могла уснуть… Интерес к кладбищам рассеивался на глазах, а там и готы тоже ушли из её жизни. А ауры, разумеется, остались. И свечение, и гораздо более неприятный «электрик».
Всё это Ветка вывалила Венику как на духу, сидя за столиком в маленьком кафе недалеко от универа. Он слушал очень внимательно, не перебивая и без лишних вопросов. Потом только вздохнул:
- Какая ты молодец. А я вот сдуру ума поведал маме, что вижу разноцветные картинки вокруг людей. Угадай, куда мы с ней пошли сразу после этого?
- К психиатру, разумеется, – покивала Ветка головой.
- А если учесть, сколько у отца было знакомых среди врачей всех специальностей… В общем, я тысячу раз пожалел, что сказал про эти ауры, и ещё миллион – что вообще их вижу. Ну, это тебе как раз понятно.