В книгах Гарди, входящих в серию «Романы характеров и быта», отчетливо видна зависимость характеров от обстоятельств. В Майкле Хенчарде отразились черты определенного уклада жизни в момент переломный. Он несет в себе представления, коренившиеся в деревне, еще не утратившей окончательно стародедовских понятий, привычек, нравов, но крепко вкусившей от капиталистического древа познания добра и зла. В его натуре, придавая ей цельность, сохранилась сила многовековой традиции, при которой индивидуализм сдерживался некоторым общим интересом. Жители Кестербриджа, отмечает автор, еще следуют старинному обычаю помогать друг другу в нужде. Однако буржуазный дух глубоко затронул Хенчарда. В нем разгорячено честолюбие, производится разрушительная работа, сталкиваются противоречивые устремления.
Первые две главы романа — это пролог к событиям, которые развернутся восемнадцать лет спустя в городе Кестербридже, и веха на пути героя, отмечающая крутой перелом его бытия. Как он жил и действовал долгие годы вслед за мрачным происшествием в деревне Уэйдон-Прайорс, как, развязавшись с семьей, пробивал себе дорогу — об этом можно судить лишь по скупым и отрывочным сведениям. Несомненно только, что его возбужденная энергия и практическая сметка действовали в направлении единственной цели и, по-видимому, в тех благоприятных для его честолюбия обстоятельствах, когда «состояние пролетария часто бывало лишь этапом на пути к состоянию буржуа» (Энгельс).
Новое появление героя свидетельствует о его триумфе: трубят трубы, бьют барабаны — крупнейший торговец зерном и сеном, мэр Кестербриджа Майкл Хенчард, пирует с местными богачами d лучшем ресторане города. И в то же время — о первом его поражении. Разительным контрастом звучит голос бедноты: «В Кестербридже хороший хлеб так же легко найти, как манну небесную» Справедливо винят в этом мэра-хлеботорговца, снабдившего пекарей города проросшим зерном. Он сделал это невольно, его самого надули, он серьезно огорчен своим промахом, но, как купец, не думает жертвовать барышом, ведет себя соответственно положению: за жульнические махинации расплачивается простой народ. Эпизод этот краток, но, как и многие другие эпизоды романа, говорит о проницательности, трезвом взгляде и демократизме писателя.
Сценой в гостинице «Королевский герб», оконные стекла которой городской оркестр сотрясает звуками песни «Ростбиф Старой Англии», открывается собственно «история мэра Кестербриджа». И опять это не просто колоритные описания действующих лиц, обстановки, нравов, но и поворотный момент в судьбе героя, динамичный сюжетный узел. Только в данном случае динамика не столь явна, что объясняется характером действия, и по-своему интригует читателя, — все значение эпизода раскроется впоследствии. Именно в этой сцене появляется таинственный чужанин, Доналд Фарфрэ. Хозяин Кестербриджа и этот пришлый человек, поначалу друзья и соратники, станут конкурентами, потом врагами, буквально поменяются местами. Хенчард потеряет состояние, любимую женщину, общественное положение, — все, чем он владел, достанется Фарфрэ. Их отношения исполнены глубокого смысла.
«Характер — это судьба», — приводит автор слова Новалиса и подчеркивает, что Майкл Хенчард по своему характеру — «прямая противоположность» Доналду Фарфрэ. Афоризм немецкого романтика получает у Гарди глубокое раскрытие. Свойственные «Мэру Кестербриджа» черты романтического стиля сочетаются с подлинно реалистической трактовкой характеров этих двух персонажей, подтверждающей известное мнение А. М. Горького, относившего автора «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуда Незаметного» к числу тех выдающихся писателей, которые «крайне редко возбуждают… сомнение в точности изображения ими событий, характеров, логики чувства и мысли».
Психологический облик Хенчарда, в первую очередь именно этого персонажа, очерчен точно, логика его поведения убедительна, ее зависимость от условий жизни очевидна, несмотря на скопление случайностей и резкие скачки в движении сюжета.
Своевольный характер героя действительно становится его жестокой судьбой. Домашние рамки кестербриджского рынка — вот та стихия, где его грубая энергия и природная сметка помогали ему побивать конкурентов. Он преуспевал, пока торговле, употребляя слова Энгельса, была свойственна «практика мелкого надувательства и обмана». Вспомним, к примеру, как Хенчард хвастает, что «перехитрил жулика, который хотел перехитрить его самого». Противоречия в характере героя не казались столь заметны, пока эта практика была распространенной. То, что связывало его со старым бытом, еще не мешало ему тешить свое честолюбие — притязания мелкого буржуа. Когда же узкие, «домашние» рамки торговли сломались и она стала приобретать «внешний лоск моральности» (Энгельс), Хенчард обнаружил решительную неспособность ориентироваться в новой обстановке. Вдруг сразу бросились в глаза его неотесанность, грубость, косность, невежество, мещанские претензии. Пришлый конкурент буквально затмил его приятностью манер, комильфотным обхождением, умением откликнуться на «новые веяния». Хенчарду казалось, что махинации с зерном — печальное отклонение от нормы, ошибка, которую можно избежать. Стоит лишь «принять меры» — и повод для нареканий исчезнет, совесть его успокоится, и он укрепит свое положение и репутацию. Предпринятые им попытки «наладить дело» обернулись злой издевкой, трагической иронией. Чем решительнее действует он в уверенности избежать ошибок, тем стремительнее идет к краху. Чем настоятельнее взывает к идолу коммерческой честности, тем бесцеремоннее и жесточе готов драться за барыш.
Обстоятельства ставят Хенчарда перед выбором: либо он обретет «внешний лоск моральности», либо ему придется отказаться от честолюбивых требований. Определенность дилеммы выводит его из относительного равновесия и обостряет противоречия, свойственные его личности. Честолюбие и эгоизм буржуа разгорячены в нем до предела, патриархальное простодушие и примитивность дают знать о себе, как никогда. Поклонник «честного соперничества», он жаждет «уморить» конкурента, «стереть его с лица земли», но где там! Он безнадежно отстал и сам падает жертвой. Острота психологического конфликта, изменившиеся обстоятельства, горечь поражения создают в Хенчарде предпосылки для внутренних сдвигов. Чувства, которые развивались в нем под буржуазным влиянием, теперь теснятся напором иных стремлений. Его заботит мысль о достоинстве, свободном от такого измерителя, как фунт стерлингов. В нем поднимается бунтарский дух. При этом Хенчард, работающий батраком у Фарфрэ, выказывает решимость, энергию, волю, огромную физическую силу, широту натуры, присущие ему — человеку из народа… но в то же время и слабость: его сознание сковано отсталыми представлениями, свойственными патриархальной деревне. Бунт ограничивается иносказательным обличением, словами проклятия — Хенчард заставляет церковных хористов исполнить псалом царя Давида, стихи «Да будет краток век его…» — и угрозой: «Уж я ему покажу»… Понятие о кодексе чести отдает у него патриархальной стариной. Он предлагает Фарфрэ в рукопашной схватке доказать свои преимущества. Считая себя более сильным, он борется одной рукой и, выйдя победителем, милует противника. В борьбе на этих равных условиях Хенчард выказывает физическое и нравственное превосходство перед Фарфрэ, обладающим внешним лоском. Но герой сам вдруг ощущает детскую бессмысленность, неуклюжую старомодность своего поведения. В нем происходит новый сдвиг. Он подавляет в себе гордыню и готов забыть обиды, хочет, чтобы поверили в доброту его сердца и одарили теплой привязанностью. Он как бы надеется в сфере общечеловеческого преодолеть и свою ограниченность и ограниченность мира Фарфрэ. Однако его обращение с этой целью к «любви и милосердию» покоится именно на отсталом, наивном представлении о буржуазном обществе. Фарфрэ и те, кто с ним связан, просто не замечают его сдержанной и смиренной мольбы…