Выбрать главу

— Э, пустяки! Ничего серьезного, милейший! — воскликнул он с наигранной веселостью. — Такие истории случаются постоянно. Я знаю, поговаривают, будто мне приходится туго с деньгами; но разве это редкость? Может быть, дело не так уж плохо, как полагают. И, черт меня побери, надо быть дураком, чтобы огорчаться из-за самых обыкновенных случайностей, без которых в торговом деле не обойдешься!

Но в тот же день ему пришлось пойти в кестербриджский банк по такого рода делу, какое еще ни разу не приводило его сюда, и он долго сидел в директорском кабинете, чувствуя себя весьма неловко. Вскоре разнесся слух, что часть недвижимости и большие партии товара в самом городе и в его окрестностях, ранее принадлежавшие Хенчарду, теперь перешли в собственность банка.

Выходя из банка, Хенчард на ступеньках подъезда встретил Джаппа. Неприятные переговоры, которые ему только что пришлось вести, растравили его язву, саднившую с тех пор, как Фарфрэ утром выразил ему соболезнование, в котором Хенчард видел замаскированную издевку, поэтому с Джаппом он поздоровался отнюдь не приветливо. Джапп в эту минуту снял шляпу и, вытирая лоб, сказал какому-то своему знакомцу:

— Хороший, жаркий денек нынче выдался!

— Трите, трите лоб! Вам легко говорить «хороший, жаркий денек»! — в бешенстве прорычал Хенчард вполголоса, прижимая Джаппа к стене банка. — Если б не ваши дурацкие советы, денек и вправду был бы хорошим! Почему вы меня не остановили, а?.. Когда одно слово сомнения — ваше или еще чье-нибудь — заставило бы меня подумать дважды! Говорить с уверенностью можно только о вчерашней погоде.

— Я советовал вам, сэр, поступать так, как вы считали нужным.

— Полезный помощник! Чем скорее вы начнете так помогать кому-нибудь другому, тем лучше!

И Хенчард продолжал разносить Джаппа, пока не кончил тем, что уволил его, после чего повернулся на каблуках и зашагал прочь.

— Вы об этом пожалеете, сэр! Так пожалеете, как только можно жалеть! — проговорил Джапп, побледнев и глядя вслед Хенчарду, скрывшемуся в толпе рыночных торговцев.

Глава XXVII

Приближалась уборка урожая. Цены стояли низкие, и Фарфрэ покупал пшеницу. Как это всегда бывает, местные фермеры, которые сначала были убеждены, что погода сулит голод, теперь ударились в противоположную крайность и принялись распродавать свои запасы слишком уж легкомысленно (по мнению Фарфрэ), рассчитывая чуть более уверенно, чем следовало, на обильный урожай. Итак, он продолжал скупать пшеницу по сравнительно ничтожной цене, ибо прошлогодний урожай, хоть и не очень большой, был отличного качества.

После того как Хенчард уладил свои дела с убийственным для себя результатом и отделался от всех обременительных закупок, потерпев чудовищный убыток, началась уборка. Три дня стояла прекрасная погода, а потом…

«Что если этот проклятый колдун все-таки прав?!» — думал Хенчард.

Дело в том, что, как только серпы засверкали в полях, атмосфера внезапно так пропиталась влагой, что казалось, будто кресс-салат может расти в ней, не нуждаясь ни в каком другом питании. Когда люди выходили из дому, воздух прилипал к их щекам, словно сырая фланель. Дул порывистый, сильный, теплый ветер; редкие дождевые капли падали на оконные стекла далеко друг от друга и расплывались звездочками; солнце вырывалось из-за облаков, словно быстро раскрывшийся веер, бросало на пол комнаты молочно-белый, бесцветный узор оконного переплета и скрывалось так же внезапно, как появлялось.

С этого дня и часа стало ясно, что урожай все-таки не будет обильным. Если бы Хенчард подождал подольше, он хоть и не получил бы прибыли, но по крайней мере избежал бы убытка. Однако его импульсивной натуре было чуждо терпение. Когда же стрелка весов повернула вспять, он замолк. Теперь он все больше склонялся к мысли, что какая-то неведомая сила действует против него.

«А что, если… — спрашивал он себя с суеверным страхом, — а что если кто-то растопил мое восковое изображение или вскипятил бесовское зелье, чтобы меня погубить! Я не верю в колдовские силы, но… а что если все-таки кто-то проделал это?» Однако даже он не допускал мысли, чтобы этим злодеем — если таковой действительно существовал — мог быть Фарфрэ. Суеверие овладевало им в одинокие часы гнетущего уныния, когда ему изменяла практическая сметка.

Между тем Доналд Фарфрэ преуспевал. Он делал закупки, когда на рынке царила депрессия, когда же цены стали немного устойчивее, его небольшой запас золота превратился в целую кучу.

— Этак он скоро в мэры выскочит! — говорил Хенчард.

Кому-кому, а Хенчарду поистине нелегко было плестись за триумфальной колесницей, в которой этот человек направлялся к Капитолию.

Соперничали хозяева, стали соперничать и их работники.

Сентябрьские вечерние тени окутали Кестербридж; часы пробили половину девятого, и взошла луна. Для такого сравнительно раннего часа улицы города были необычно тихи. Внезапно зазвенели бубенцы на упряжи и раздался грохот тяжелых колес. Сердитые голоса ворвались с улицы в дом Люсетты, и она вместе с Элизабет-Джейн подбежала к окнам и подняла шторы.

Расположенные напротив торговые ряды и городская ратуша примыкали к церкви, но их нижний этаж отделялся от нее крытым проездом, выходившим на просторную площадь, которая носила название «Бычий столб». В середине ее возвышался каменный столб, к которому в старину привязывали волов и, перед тем как отвести на ближние бойни, травили собаками, чтобы говядина была мягче. Обычно гурты стояли здесь в углу.

Ведущий на эту площадь проезд был сейчас забит двумя запряженными четверней цугом повозками, одна из которых была нагружена тюками сена: передние лошади не смогли разминуться и, зацепившись друг за друга сбруей, остановились — голова к хвосту. Порожние повозки, пожалуй, смогли бы разъехаться, но на одной сено громоздилось до уровня второго этажа, и разъехаться им было невозможно.

— Ты это нарочно! — орал возчик Фарфрэ. — В такую ночь бубенцы моих коней за полмили слышны!

— А ты бы получше на дорогу смотрел, а не лез напролом, разинув рот, вот бы ты меня и увидел! — возражал разгневанный представитель Хенчарда.

Однако возчик Хенчарда больше погрешил против строгих правил уличного движения, поэтому он попытался осадить назад, на Главную улицу. Но тут правое заднее колесо его повозки, приподнявшись, уперлось в ограду кладбища, гора сена опрокинулась, и в воздух взметнулись два колеса и ноги дышловой лошади.

Вместо того чтобы подумать о том, как поднять опрокинувшийся воз, возчики бросились друг на друга с кулаками. Но не успел окончиться первый раунд, как явился Хенчард, за которым кто-то сбегал.

Хенчард одной рукой схватил за шиворот одного возчика, другой — другого и, отбросив их в противоположные стороны, кинулся к упавшей лошади и не без труда помог ей выпутаться. Затем он расспросил, как было дело, и, разглядев, в каком состоянии его воз, принялся ругать на чем свет стоит возчика Фарфрэ.

К этому времени Люсетта и Элизабет-Джейн уже сбежали вниз и, открыв дверь подъезда, смотрели на поблескивающую при лунном свете гору свежего сена, возле которой сновали тени Хенчарда и возчиков. Приятельницы видели то, чего не видел никто другой — авария произошла у них на глазах, — и Люсетта решила сказать об этом.

— Я все видела, мистер Хенчард! — воскликнула она. — Виноват ваш возчик!

Хенчард перестал ругаться и обернулся.

— А, мисс Темплмэн, я вас и не заметил, — сказал он. — Виноват мой возчик? Ну, конечно, конечно! Но я все-таки осмелюсь возразить. Другой ехал порожняком, значит, он больше виноват — нечего было лезть вперед.

— Нет, я тоже все видела, — сказала Элизабет-Джейн. — Уверяю вас, он ничего не мог сделать.

— Ну, уж кому-кому, а их глазам веры давать нельзя! — буркнул возчик Хенчарда.

— А почему бы и нет? — резко спросил Хенчард.