Около надписи «Бомбоубежище» горела синяя лампочка — для светомаскировки.
Здесь, как и везде по городу, подвальные окна пестрели свежими кирпичными заплатами, напоминавшими о войне.
«Город-крепость» — само собой сложилось сравнение.
В тишине двора не слышался гул большого города и время будто остановилось. Присев на гранитный столбик у ворот, Катя подумала, что отдала бы всё на свете, чтобы повернуть время вспять и хоть немножко побыть ещё с мамой. Она рассказала бы маме, что никакой тёти Люды здесь нет и что дальше делать, она не знает. Мама наверняка знала бы, как поступить правильно.
В памяти всплывали мелкие ссоры и случайные слова, которые она с обидой говорила маме. Как же за них сейчас непоправимо стыдно! Мама казалась вечной, как вода и хлеб.
Сморгнув набежавшие слёзы, Катя решила пойти в столовую перекусить, потому что живот начинал урчать от голода, и обдумать создавшееся положение. Столовая располагалась на противоположной стороне улицы. У буфетной стойки толпились люди. Большинство из них держали в руках судки и бидоны, куда неразговорчивая раздатчица плескала жидкого супа, больше похожего на мутную водицу.
Есть захотелось до боли в желудке. Сглатывая слюни, Катя дождалась своей очереди.
— Тебе по карточкам или без? — спросила румяная буфетчица с крахмальной наколкой на волосах. Держа в руках ножницы, она ловко выстригала с бумажного листа кусочки размером с почтовую марку и наклеивала их в тетрадку.
— Какие карточки? — растерялась Катя.
— Продовольственные. Ты не местная, что ли? — Буфетчица нетерпеливо моргнула. — Мясо и масло по карточкам, а без карточек вот, смотри — капустные щи, макароны и компот. Есть фруктовое мороженое.
— Мороженое я уже ела.
Разваренные макароны, щи и стакан компота показались восхитительным пиром. Катя вспомнила, что нормального обеда у неё не было с конца июня. Сухие пайки на оборонных работах не считаются, а домой в Новинку она забежала всего на часок, чтобы переодеться, взять саквояж, деньги и документы.
Прежде чем наколоть макароны на вилку, Катя поставила саквояж на колени и притиснулась к столу. Вряд ли здесь покусятся на её имущество, но бережёного Бог бережёт.
Тепло и сытость обволакивали тело домашним покоем. Хотелось спать, а не думать, куда пойти дальше, поэтому мысли текли вялые и туманные. Чтобы не заклевать носом в тарелку, Катя вслушалась в равномерный гул голосов. В столовой говорили об эвакуации, скором введении комендантского часа и о том, что приближается первое сентября и надо собирать детей в школу. А как их собирать, если многие школы уже эвакуировались, а в других нет учителей — мужчины ушли на фронт, а женщины мобилизованы на окопные работы.
Сквозь смыкающиеся веки Катя смотрела на сосредоточенные лица людей, вспоминала рытьё окопов и думала, что нельзя победить народ, который под пулями и бомбёжками ведёт себя так спокойно и уверенно.
Допивая компот, она решила, что сначала съездит в педагогический институт, куда хотела поступать после школы. Вдруг из-за войны приём абитуриентов продлили и ей выделят койку в общежитии?
В пединституте усталая женщина из секретариата сказала, что приём давно закончен и, кроме того, институт готовится к эвакуации. Отвечая, секретарь одной рукой держала телефонную трубку, а другой дирижировала тремя студентами, которые выносили из канцелярии какие-то ящики. Коротко подстриженная девушка, паковавшая папки с документами, глянула на неё с сочувствием:
— Тебе надо обратиться в райком комсомола.
Тогда Катя пошла разыскивать райком комсомола. В конце концов, она советская девушка, комсомолка, и в райкоме должны подсказать, куда направить свои силы. Только надо твёрдо сообщить, что она готова выполнять любую работу, пусть даже самую грязную. А ещё лучше, если комсомол даст путёвку на фронт.
До райкома пришлось снова ехать на трамвае. Билет стоил три копейки. Катя побрякала в кармане мелочью и подумала, что деньги тают со стремительной скоростью.
В коридорах райкома комсомола гулял ветер, он врывался в распахнутые форточки и теребил бархатные портьеры. Хлопали двери, звонили телефоны, взад и вперёд проходили люди в шинелях. Пробежали две девушки в одинаковых белых кофточках.
У кабинета инструктора по делам молодёжи стояла длинная очередь. Катя спросила, кто крайний, но тут приоткрылась дверь и выглянул молодой человек в полувоенном френче. Мягкий стоячий воротничок серого цвета сливался с нездоровым цветом лица пепельного оттенка.