Женщин и детей на колхозном поле было много, как кочерыжек. Таская за собой мешки и кошёлки, они ползали на коленях и перерывали рваные борозды в поисках остатков капусты. Кому везло, находили целые кочешки с хрусткими листьями, но в основном удавалось наковырять подгнившие обрубки, похожие на свиной пятачок.
Сидя на перевёрнутом ведре, молодая женщина кормила грудью ребёнка. Рядом тащила корзину седая старуха с растрёпанными буклями, а чуть поодаль интеллигентного вида женщина отряхивала одежду и красила губы. Отведя от лица тюбик помады, она посоветовала:
— Девушка, идите дальше, за ров. Там ещё можно что-то набрать, а здесь уже всё пусто.
Перерезавший посадки ров был заполнен стоячей водой бурого цвета, через которую чья-то добрая рука вместо мостика перекинула деревянную калитку.
Вооружившись лопаткой Егора Андреевича, Катя скоро набросала половину картофельного мешка и подошла к Вере.
— Тебе помочь?
Сидящая на корточках Вера подняла голову и почесала грязной пятернёй в голове. На белокурых волосах остались комочки грязи. Вера засмеялась:
— Спасибо, Катенька. Я такая неумёха. И как меня столько лет муж терпел? — От упоминания о муже Вера часто-часто заморгала, и Катя испугалась, что она сейчас заплачет. — Он под Москвой, Катя. Я сердцем чувствую, что он там. Когда вчера по радио сказали, что идут бои под Москвой, я сразу подумала про Васю. Нам здесь в тылу хорошо, спокойно, а там…
Вера опустила голову и воткнула в землю детскую лопатку, позаимствованную у сына. Больше она не говорила про мужа, а беспечно болтала всякую чепуху, но время от времени её речь застывала на полуслове, а взгляд становился прозрачным и отсутствующим.
Едва мешки наполнились кочерыжками, Катя с Верой двинулись в обратный путь, нагрузившись, как черепахи.
Стоял тёплый осенний день. На заполненные людьми тротуары ветер бросал пожелтевшие листья, которые, падая, плавно кружили в воздухе, словно вальсируя под неслышную музыку.
Когда проходили мимо кинотеатра, Вера дотронулась до Катиного локтя:
— Трудно представить, что всего три месяца назад мы с мужем смотрели здесь фильм «Если завтра война», целовались и были счастливы. А теперь мне кажется, что это не артисты, а я оказалась в страшном фильме, который не закончится, даже если порвётся плёнка. Тебе хорошо, Катенька, ты одна, а у меня дети. Мне не за себя — за них страшно. И за Васю. Может быть, он сейчас под обстрелом лежит или под бомбами.
Катя поправила мешок на плече:
— Знаешь, Вера, я думала, что если бы у меня был ребёнок, братишка или сестрёнка, мне было бы трудно, но всё-таки легче. Ты понимаешь, о чём я?
— Кажется, понимаю.
Их разговор заглушил внезапный рёв фабричной трубы. Откликаясь на зов, подали голос пароходы на Неве, завыли ручные сирены, захлопали зенитки.
— Бежим скорее до ближайшего дома, — выкрикнула Катя, — там бомбоубежище!
Впереди, сзади, сбоку них тоже бежали люди. Улица пришла в движение, как разворошённый муравейник. Снаряды прицельно били по домам, вырывая из фасадов куски кипичной кладки. Где-то резко и испуганно кричал человек.
Вдоль домов метались девушки-дружинницы, регулируя поток в бомбоубежище:
— Туда, быстрее! Не задерживайтесь, товарищи!
Чувствуя, как тяжёлый мешок колотит по спине, Катя бежала сама и тащила за собой Веру, которая спотыкалась на каждом шагу. Одновременно с очередным разрывом снаряда они успели войти в бомбоубежище, забитое людьми под завязку. От удара дом вздрогнул и закачался. Грохот разрыва слился с криками людей и детским плачем. Потом снова удар и тишина.
Не успев понять, что произошло, Катя полетела куда-то вниз.
С 4 сентября по 30 ноября 1941 года город обстреливался 272 раза общей продолжительностью 430 часов. Иногда население оставалось в бомбоубежищах почти сутки. 15 сентября 1941 года обстрел длился 18 часов 32 минуты. 17 сентября — 18 часов 33 минуты.
Всего за период блокады по Ленинграду было выпущено 150 тысяч снарядов[5].
Катя с трудом открыла глаза, но ничего не увидела, потому что кругом была темнота. «Где я? Что произошло?» Она повела руками в стороны и поняла, что лежит в воде, упираясь головой во что-то твёрдое.
Инстинктивно она приподнялась, потом перевернулась на четвереньки и поползла вперёд, всё ещё не осознавая случившееся. Шлёпанье мокрых ладоней отдавалось в ушах громким эхом. Вода постепенно прибывала, и Катя вынужденно встала на колени, пригибая голову под низким потолком. Слышался нарастающий шум воды, какой бывает, когда плотину прорывает весеннее половодье.
5
900 героических дней. Сборник документов и материалов о героической борьбе трудящихся Ленинграда в 1941–1944 гг. М.: Л, 1966.