Женщина шла рядом с Катей покорно, как маленькая, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы передохнуть. В темноте Катя не могла разглядеть лицо, но судя по голосу, женщина была не старая, а средних лет.
Дойдя до подъезда, она потянула на себя скрипучую дверь и сказала:
— У меня украли карточки, мне нечем вас угостить.
— Мне ничего не надо, я просто провожу вас, — отозвалась Катя.
Ноги на обледенелом полу разъезжались в стороны. С сомкнутыми руками Катя и женщина стали подниматься вверх по лестнице, поддерживая друг друга, словно близкие люди.
— Нам сюда. — Женщина толкнула ладонью незапертую дверь, и они вошли в абсолютно тёмный коридор, пронзённый леденящим холодом.
В темноте было слышно, как что-то упало на пол и покатилось со стеклянным бутылочным звоном.
— Здесь у меня стояла коптилка и лежали спички. Но мне их не найти. Сейчас, сейчас, — бормотала женщина.
Раздалось чирканье спички, и золотой точкой вспыхнул огонёк коптилки.
Подняв коптилку вверх, женщина посмотрела на Катю:
— А ты совсем молоденькая девочка. Называй меня Варварой Николаевной.
— А я Катя.
— Пойдём со мной.
Варвара Николаевна повела Катю длинным коридором. Коптилка светила слабо, поэтому Катя постоянно натыкалась на какие-то тюки и корыта, отзывающиеся жестяным бряцанием.
Варвара Николаевна ввела её в небольшую комнату с буржуйкой посередине, а сама опустилась на диван, то ли засыпая, то ли сползая на бок в голодном обмороке:
— Надо согреть воды, будем пить кипяток.
Холод в комнате стоял неимоверный, на улице и то было теплее. Катя увидела, как Варвара Николаевна коротко втянула ртом воздух и замерла без движения.
— Варвара Николаевна, подождите, не умирайте, я сейчас затоплю печку.
Высоко подняв коптилку, Катя заметалась в поисках топлива: диван, шкаф с распахнутыми дверками, криво висящий портрет на стене, широкий комод, стол, заставленный грязной посудой с разводами копоти, пишущая машинка на подоконнике. В захламлённой комнате не находилось даже газет, правда, на письменном столе лежали несколько тетрадей и стопка белой бумаги, но их Катя не посмела тронуть.
Выбор пал на комод. С усилием выдернув нижний ящик, Катя вывалила содержимое на пол и ногой выбила фанерное дно. За время осады, голода она тоже ослабела, и каждое движение давалось с трудом, но всё же удалось растопить печурку, чтобы поставить на плиту чайник с остатками замёрзшей воды.
Когда Катя стала растирать Варваре Николаевне щёки ладонями, в коридоре раздался звук шагов:
— Мама?
В дверях стоял худой солдат с вещмешком на одном плече. В полутьме комнаты Катя видела только неясные очертания лица и фигуры.
— Мама! Мама! Что с тобой?
Бросив на пол вещмешок, солдат устремился к дивану. Он оказался совсем рядом с Катей.
Сергей! Её кинуло в жар. Отстранившись, она смотрела, как Сергей трясёт Варвару Николаевну за плечи.
Та открыла глаза и непонимающе моргнула:
— Серёжа, ты? Откуда?
Не глядя на Катю, Сергей взял протянутую ею кружку с горячей водой:
— На, мама, выпей, согрейся. Я тебе принёс хлеба и брикет киселя. Нам выдавали.
Он резко развернулся к Кате, совершенно не удивляясь присутствию девушки в форме МПВО. Помощь населению была их службой, как если бы у постели больного стоял врач, а в вагоне поезда проводник.
— У вас есть ещё кипяток?
Катя ответила:
— Воды осталось на донышке. Надо идти на Неву, а мне некогда, пора на дежурство.
— Спасибо вам, девушка, вы идите, меня до утра отпустили, я справлюсь.
Одним движением Сергей развязал мешок, отломил краюху хлеба и протянул Кате:
— Возьмите, от чистого сердца.
Не узнал! Теперь Катя не хотела выдавать знакомство, поэтому низко опустила голову в ушанке с завязанными под подбородком тесёмками:
— Нам запрещается брать продукты у населения. Я пойду.
Сергей поймал её руку и почти силком вложил в ладонь хлеб.
— Возьмите, я же знаю, что вы голодная.
— Не надо, Серёжа! — против воли запротестовала Катя.
Он вгляделся в её лицо:
— Катя? Ты Катя! Мир тесен. — В его голосе зазвучала смешинка. — Ты второй раз приходишь мне на помощь. Наверное, придётся на тебе жениться.
— Как ты можешь так пошло шутить, а ещё красноармеец! — Резко отстранившись, Катя пошла к двери. Ноги подгибались, а сердце стучало как бешеное.