Философский акт может происходить лишь в точке «метафизического нулевого состояния», где все равноправно и равнослучайно и еще требует расшифровки. «Один на один с миром»… Тогда собственная жизнь или чужая книга есть лишь материал для вычленения символов, задающих структуру жизни вообще.
Философия — всегда философия жестокости, и меньшее из ее требований: холодно и отрешенно наблюдать свою жизнь, воспринимая ее как метафизический эксперимент, текст в ряду прочих.
Надо сказать, такой взгляд на мир не способствует легкой жизни. Впрочем, Мераб Константинович и называл мышление адски трудным делом. А философию — исключительно мужским занятием. В смысле — требующим предельного мужества.
Событийная канва жизни человека, который, по выражению одного из его студентов, жил вне времени и пространства, могла быть иной. По крайней мере, сам он внешние жизненные обстоятельства воспринимал как маску судьбы, случайность, значение переменной, тогда как его интересовала сама формула. («Тот, кто обращает внимание на факты, рискует не увидеть законы».). И, размышляя о жизни философа Мераба Константиновича Мамардашвили, необходимо иметь это в виду.
СИНЕЕ НЕБО НАД ГОРИ
Мераб Мамардашвили родился 15 сентября 1930 года в небольшом городке Гори, расположенном в 80 километрах от Тбилиси. Сам он обычно упоминал об этом вскользь, как о неком курьезном факте или подтверждении тезиса о случайности всякого начала: «Я родился… в том же городе, что и Сталин, — в Гори: в этом, может быть, следует видеть некую божественную симметрию… В том смысле, что вот могут же родиться в Гори и совсем другие люди, делающие совсем иное дело…»
Описание Гори, сделанное в середине XIX века неким Петром Иоселиани для российского Министерства внутренних дел, пленяет смесью буколической безмятежности и безотчетного ощущения опасности.
«…Город важный как по своей древности, так и по местоположению, в центре живописной долины Карталинской. Время основания города в точности неизвестно, но глубокая древность его неоспорима. Название Гори произошло от слова «гори», означающего по-грузински «холм». В самом деле, крепость города, неприступная до изобретения огнестрельного оружия, находится на вершине высокого и утесистого холма. Город расположен внизу, на берегу Куры, принимающей тут же слившиеся два значительных притока, Лиахви и Меджуду. Таким образом, с трех сторон окруженный реками, он открыт только с одной северной стороны, где расстилаются обширные долины, покрытые нивами и виноградниками…».
В этом городе, наполненном «особым, съедающим все материальные массы светом» («…для меня первичная форма неба — небо над долиной, идущей от Мцхета к Гори. Это то голубое, которое для меня голубое как таковое, тот сенсуально физический объем, который представляет собой вот эта чаша небесная, замыкающаяся с нижней чашей, как две чаши, лежащие одна на другой», — вспоминал Мамардашвили в «Сознании и философском призвании»), Мераб прожил первые четыре года — тот загадочный отрезок нашей жизни, о котором мы почти ничего не помним, но впечатления которого становятся для нас первичной формой восприятия мира.
Его отец, Константин Николаевич, был кадровым военным, человеком веселым и легким на подъем, как нельзя лучше приспособленным для кочевой жизни. Войну он прошел комиссаром стрелковой дивизии и вышел в отставку в звании полковника.
Мать Мераба, Ксения Платоновна, принадлежала к старинному дворянскому роду Гарсеванишвили, представители которого в прошлом были приближены к царскому престолу и воспитывали грузинских царей. Она обладала целеустремленным и волевым характером, и, вероятно, именно о ней говорил Мамардашвили в «Лекциях о Прусте»: «Это существующий в Грузии тип женщин, чаще всего дворянского происхождения; то есть они принадлежали к сельскому дворянству, фактически разорившемуся, но в действительности, конечно, составляли костяк нации, который больше всего пострадал в годы революции; они были носителями традиций, просвещения, норм морали…»