В Мерано начался разговор на тему, близкую космосу и шахматам, как и вообще любому серьезному делу, — о совместимости, товарищеской взаимопомощи и взаимопонимании.
— Отбор в космонавты строгий, — говорил Виталий Иванович. — Молодой человек, мечтающий связать свою жизнь с полетами в космос, должен отвечать многим требованиям — мыслить точно и быстро, быть смелым, сильным, выносливым... долог перечень качеств, без которых немыслима наша профессия. И на одном из первых мест — способность к совместной работе в экстремальных условиях. Непростое дело, не всякому по плечу.
— Не могли бы вы, Виталий Иванович, вспомнить эпизод, когда взаимное понимание и доверие друг к другу особенно помогли вам?
— Это случилось во время нашего полета с Андрияном Николаевым... попали, прямо сказать, в ситуацию сложнейшую. Находились в «глухой зоне», до выхода из нее, когда можно было послать сигнал на Землю, оставалось три с половиной часа, надо было прожить их, не потеряв сознания, не заснув... Мы беседовали, поддерживали друг друга, контролировали каждый себя и товарища. Прошли через эти три с половиной часа, самых трудных в нашей жизни, еще и потому, что рядом был друг. Андриян мне больше чем друг. Знать, что ты можешь положиться на человека как на самого себя, великое дело.
— Я понимаю, слишком рискованны параллели, прежде всего потому, что «ставка не та», и все же не могли бы вы, как председатель Шахматной федерации, вспомнить шахматные аналогии, когда так же открывались в трудную минуту качества, объединяющие единомышленников? Что в этой связи вы могли бы сказать о команде Карпова? Попробуем найти ответ на вопрос, что притягивает к нему людей: ведь, что ни говори, его помощники и в Багио и в Мерано Михаил Таль, Лев Полугаевский, Юрий Балашов собираются еще сами побороться за звание чемпиона мира... Не укрепил ли он потенциальных соперников тем, что открыл перед ними двери в свою лабораторию, поделился секретами, которые иные чемпионы держат за семью замками?
— Карпова считают очень жестким, можно даже сказать, безжалостным соперником за шахматной доской. В жизни же это общительный и душевный человек, интересный собеседник. Если бы он был душевным за доской и жестким в жизни... шахматы безжалостны к добрякам, — улыбнулся Виталий Иванович и не договорил, давая мне возможность додумать эту мысль самому. — Что же касается открытия характера в трудную минуту... Между прочим, не задумывались ли вы над тем, что именно в такую минуту полнее всего проявляется человек — хороший становится лучше, плохой — хуже? Да, были, и вы помните это, очень тяжелые дни в Багио — первая декада октября — и два-три не очень легких дня в Мерано. Карпов был сдержан, в его тоне нельзя, просто невозможно было уловить раздражительные ноты. Он никогда ничем не выдавал плохого настроения, хотя не стеснялся выдавать настроение хорошее. Никогда не подчеркивал свою исключительность, своего, так сказать, главенствующего положения в делегации. Одним словом, не являл тягу к распорядительству.
Тут автор хотел бы позволить себе небольшое отступление. В давние времена на Востоке родилось изречение: «Быть больше, казаться меньше», существовали люди, сделавшие его главным жизненным правилом. Но сколько ходило и ходит по белу свету прохиндеев в искусстве и вокруг искусства, в литературе и вокруг литературы, в спорте и вокруг спорта, переиначивших на свой лад эту мудрость: «Быть меньше, казаться больше». Они бы рады всем сердцем не только казаться, но и быть больше, да не наградил бог талантом и трудолюбием, но видит тот же бог, как хочется быть на виду, заседать в президиумах, витийствовать на юбилеях, подписывать некрологи. И где только можно, показывать власть. Не сегодня замечено: чем меньше подходит имярек к руководящему креслу, тем больше любит заниматься этим малопочтенным «показыванием». Признак верный, исключений не бывает.
В Риме, по дороге в Мерано, появилась возможность познакомиться с деяниями одного облеченного высокой властью субъекта, жившего, к счастью, достаточно давно (страшно подумать, каких дров мог бы он нарубить в наши дни). Звали его Риарио, был он кардиналом и племянником папы Юлия Второго. Нет, не так, правильнее сказать по-другому: был он племянником и любимчиком папы, потому-то и был возведен в кардиналы, едва ему исполнилось двадцать лет. Разговорчики ходили по Риму, страшно себе представить, как отзывались о юном выдвиженце. Но племянник был себе на уме. Он решил показать, что есть его кардинальская власть. Терпеливо ждал случая. Знал — случай приходит к тому, кто его ждет... Дождался.