========== I ==========
«Для чего вы танцуете?» — спрашивает каждого из своих учеников Этель Маури, в прошлом — лучшая балерина своего поколения, ныне — лучший преподаватель в балетной школе при Опера Гарнье. Луи Мерант знает, как отвечать. До поступления в школу его жизнь была скучна и уныла, теперь он просыпается с улыбкой и знает, что сегодня вновь будет сопричастен волшебству балета. Да, именно волшебство наполняет танцоров и озаряет всё вокруг них, когда они танцуют.
«Для меня танец — это чудо, которое восхищает меня, наполняет сердце радостью. Я чувствую себя по-настоящему счастливым, когда танцую». Да, вот так надо ответить.
— Одетта, — мадам Маури останавливается напротив черноволосой девочки, и Луи с замиранием сердца вслушивается в её ответ.
— Для меня танец — это чудо. Волшебство, которое наполняет меня восхищением и радостью. Я чувствую себя по-настоящему счастливой, только когда танцую.
Мадам Маури грустно усмехается.
— Позволь дать тебе один совет, к которому едва ли прислушаются юные танцовщицы. Танец — это не всё, что должно наполнять твою жизнь. Я не танцую уже больше десяти лет, но не могу назвать себя несчастной. В моей жизни по-прежнему есть то самое волшебство, которое ты видишь и чувствуешь. Я не желаю никому из вас моей судьбы, — мадам Маури обращается ко всем ученицам и бросает короткий взгляд на балкон, где стоит Луи вместе с Розитой Маури, племянницей Этель, — но не исключено, что кто-нибудь из вас однажды познает моё теперешнее счастье.
Этель Маури ушла со сцены после тяжёлой травмы. Розита рассказывала, как в раннем детстве танцевала для себя, и все родные любовались ею, а тётя настояла, чтобы её отдали в балетную школу. Фамилия обязывала тренироваться усерднее всех, но мадам Маури день за днём задавала племяннице один и тот же вопрос: «Для чего ты танцуешь? Чтобы поддержать мою честь или чтобы быть счастливой?» Розита сомневалась, что же на самом деле было важнее. Со стыдом она призналась, что ей, в общем-то, нравится просто танцевать, а не танцевать лучше всех, потому что её тётя знаменита. И мадам Маури ответила: «Так знай: я буду счастлива, если ты будешь танцевать для себя. В своё удовольствие. Не истязай себя сверх меры, оставляй время на отдых, позволь себе ошибаться. Путь к сцене не бывает лёгким, но даже если это не твой путь, ты будешь счастлива. Этого мне достаточно, чтобы тобой гордиться».
И Розита танцевала для себя, и она танцевала лучше, чем кто-либо в её классе.
— Для чего ты танцуешь, Розита, я знаю, — мадам Маури вновь смотрит на балкон. — А для чего танцует молодой Луи Мерант?
Луи открывает рот, но понимает, что если скажет правду, то скопирует Одетту, и ему не поверят. Вот так подстава. Спасибо, Одетта.
Но она смотрит на него внимательно, не подозревая, насколько неловкое у него положение. Глаза её тёмно-серые, как небо перед грозой, и хотя в книгах чаще восторгаются небесно-голубыми глазами разных героинь, Луи не всегда способен оторваться от этих, грозовых, и сейчас остатки фраз, которыми ещё можно было бы ответить мадам Маури, вылетают из головы…
***
— Ты меня подставила! — Луи сжимает кулаки, но его губы невольно расползаются в улыбке. — Я не знал, что ей говорить!
Одетта смеётся, и смех у неё лёгкий и звонкий. Вдвоём они выбираются на крышу, откуда так прекрасно виден Париж. Одетта не любуется городом, она любуется небом. Аккуратно переступая по коньку крыши, она кружится, раскинув руки в стороны, и Луи видит, что каждый шаг Одетты наполнен грацией. Он учится видеть то, что видит мадам Маури.
— Думаешь, она правда счастлива учить нас? — спрашивает он. — Маленькие не всегда послушны, старшие не всегда усердны.
— Думаю, она радуется нашим успехам, как своим собственным, — Одетта останавливается. — Ты когда-нибудь задумывался, что можешь стать учителем?
— Нет, — Луи опускает голову. — Из меня бы вышел плохой учитель.
— Почему же?
— Потому что я не учился учить. Я могу представить себе, что буду танцевать лучше всех, но чтобы преподавать лучше мадам Маури… Нет, мне кажется, это невозможно.
Одетта вновь смеётся.
— Смотри, а то поставят тебе маленьких девочек, которые ничего не умеют, и будешь им растолковывать позиции, учить держать равновесие, всё такое.
Луи морщится.
— Нет, спасибо, не надо. Не буду ни за что работать с теми, кто ничего не умеет. Вот с таким классом, как твой, может, и мог бы.
— Ну, к нам ведь тоже попадают неумёхи. Помнишь, на премьере толстенькая девочка в фойе прыгала и кричала, что хочет танцевать так же, как Розита?
— Дочка ле О, владельца ресторана?
— Ну да. Её отец заплатил директору, чтобы она занималась с нами. Её зовут Реджина. О, это был просто ужас. Она совсем ничего не знает и только хочет стать балериной. Над ней смеялись даже младшие, а кто-то крикнул, что, мол, пусть она и дальше объедается в папочкином ресторане, чтобы под ней сцена проломилась. Мадам Маури её выгнала, сказала месье ле О, что для девочки это будут лишь мучения. Он вроде бы понял, но Реджина зверем на нас смотрела.
— Похоже на бред. Кто придумал протаскивать в класс неумёх за деньги? Это же магия, которую они не чувствуют…
— Богатство и знатность — особая магия. Она на многое способна.
— Если мне когда-нибудь доведётся оказаться на месте мадам Маури, я попросту не позволю директору записывать ко мне в класс всяких там ле О. Плевать, что он выше меня по званию, не позволю.
Одетта вновь смеётся, и на сей раз Луи вторит ей. Какое им дело до продажного директора, кто такая Реджина, чтобы решать их судьбу, и когда ещё наступит это будущее, что они уже не смогут выступать, ведь сейчас на небе ни облачка, лёгкий ветерок спасает от жары, а внутри столько силы и желания танцевать!
Пусть конёк довольно узкий, они могут танцевать вдоль одной линии, хотя Луи видит, что Одетте этого мало, она готова не просто танцевать по всей крыше, но улететь в небеса. Она улетит, если захочет. Потому что она — чудо, ради которого можно не только танцевать, но и жить.
И Луи поднимает её за талию и кружит, позволяя ей чувствовать себя свободной. Приятная тяжесть ни капли не напрягает его. Всё быстрее и быстрее, пока она не требует: «Отпусти». Он бережно опускает её и с нежностью смотрит в тёмно-серые глаза.
— Не хватало ещё упасть и повредить спину. Мы не имеем права на травмы, — тихо и серьёзно говорит Одетта.
— Да, конечно, я просто хотел…
У Луи не всегда хватает духа сказать, чего он хочет, потому что Одетта безукоризненно правильная. Она серьёзно подходит к отношениям и потому абсолютно честна. Её «нет» означает «нет» и ничего больше. Если она считает, что для поцелуев ещё рано, значит, рано.
Луи только потому удостаивается свиданий, что слышит, что она хочет.
Одетта разворачивается и уходит. Луи смотрит ей вслед. Не сегодня, но когда-нибудь.
Выждав, пока она не скроется из виду, Луи идёт по тому же коньку обратно в класс. Скоро занятие у мадам Маури, и будет любопытно понаблюдать, как она учит их. А почему бы и нет? Ведь жизнь прекрасна, и даже учительская доля не так и тяжела, наверное. Это всё неважно, главное — жить и наполнять жизнь волшебством. Пусть остальные и считают, что оно только в детских сказках бывает.
Всё равно никто не подозревает, что Луи Мерант, такой взрослый парень, верит в чудеса.
========== II ==========
Луи Мерант верит. Чудеса, которые творит Одетта на сцене, не могут не защитить её от огня, который превратил сцену, зрительный зал и закулисье в ад. Мерант верит — пламя сильно, но волшебство сильнее, и она выживет во что бы то ни стало, потому что сцена принадлежит ей, это её место силы. Одетта чувствует музыку и живёт ей, вкладывает в танец свой гнев, и боль, и грусть, и радость, и любовь, и всё это не может просто так исчезнуть, оставшись красивым отрывком эпитафии и воспоминаниями…