Дождь — по-прежнему хорошая примета. Но он не предвещает настоящего, того самого чуда. Оно не спешит, позволяя времени смеяться шелестом песка в песочных часах. Песок наполняет театр с каждой новой парой обуви, и Одетта день за днём сметает его, пока не обопрётся от усталости на трость или швабру. И даже когда она хромает домой, стук её трости безукоризненно ритмичен и музыкален. Где бы месье Мерант его ни услышал, он стучит своей тростью в такт её и выстраивает шаги под этот ритм. Его собеседники невольно перестраиваются тоже, иногда сам директор ходит так, как задаёт ему Одетта. Но вряд ли это понимает кто-то, кроме месье Меранта.
— Я не получаю от танца прежнего удовольствия. Думаю, мне пора оставить сцену и заняться обучением молодого поколения.
— Что вы, месье Мерант, что вы такое говорите! Оставить сцену в расцвете славы! Как можно?
— Лучше, чем оставить по немощности, господин директор. Меня учила мадам Этель Маури, и она не считала, что балет должен превращаться в каторгу. Она сгоняла с нас семь потов, но мы выходили с занятий счастливыми. Когда ты утомлён, ты ничего не чувствуешь и ничего не можешь вложить в танец. Зрители это видят. Скоро они разочаруются во мне.
— Не говорите глупостей, месье Мерант! Вы устали? Так возьмите отпуск. Вы же здесь безвылазно сидите. Съездите куда-нибудь, отдохните, наберитесь новых сил и свежих впечатлений…
— При всём уважении, господин директор, мне не нужен отпуск. Мне нужно сменить вид деятельности. Как учитель я принесу театру больше пользы.
— Я категорически не согласен, месье Мерант. Вы будете выступать.
Месье Мерант выходит на балкон в классе кордебалета и наблюдает, как учат молоденьких девиц другие. У кого-то хромает дисциплина, кто-то не способен объяснить, как правильно выполнять элементы… Им всем ещё очень далеко до мадам Маури.
Но когда месье Мерант своего добьётся, он попробует учить так, как учила она.
***
Неужели он вправду сам виноват во всём, что случилось?
***
Уйти со сцены получается, лишь когда сменяется директор. Новым главой театра назначен Вокорбей, он подписывает все бумаги почти сразу, без долгих уговоров. Имя Луи Меранта на афишах заменяет имя Розиты Маури.
— Теперь ты — главная звезда сцены, — улыбается месье Мерант.
— А ты нашёл в себе смелость идти дальше, — улыбается Розита. — Станешь настоящим преемником тётушки. Она тобой гордится.
— Только я собой не горжусь.
— Ждёшь?
— Жду. Жду так долго, что пережил всё, что только можно. Ты видела мой гнев, мою боль, мою грусть, и теперь осталось лишь одно — моя усталость. Унылое будет зрелище, если я станцую, и зрители увидят меня таким, каков я есть. Бессильным трусом и глупцом.
— Вокорбей опять всем рассказывал про рёбрышки… — Розита отводит взгляд. — Знаешь, тётушка считает, ты должен оставить всё это. Она так и останется одна. Она же никого к себе не подпускает.
— Она горда и упряма. Я тоже. Если в гордости я ей уступлю, то в упрямстве — нет.
***
Первым уроком мадам Маури был урок с лужей. Его месье Мерант никогда не проводит. Он не любит детей и не хочет ради них погружаться в личные, тёплые, счастливые воспоминания. Он держится отстранённо и строго, его уважают и боятся. Он повторяет за мадам Маури даже то, что в детстве его раздражало и злило, но редко берёт на вооружение то, что когда-то приводило его в восторг. Пусть девицы не пробуют протереть зеркало, используя лишь ноги, не тренируют пять позиций на каждой ступени большой лестницы, они всё же чему-то учатся.
Да, изыски мадам Маури остаются для месье Меранта запретными. Программа выходит более строгой, более скучной, как и он сам. Ореол славы избавляет его от критики, если ученицы не способны удовлетворить требованиям месье Меранта, это не его вина. Но он чувствует, что всё ещё не в силах повторить уроки своего учителя, как и нащупать свой собственный путь на новом поприще.
Он не жалеет об уходе со сцены, тем более что по вечерам никто не мешает танцевать в своё удовольствие. К тому же, Одетта невероятно привязана к своему месту силы и часто заканчивает уборку именно на сцене. Тогда он может увидеть её дважды за день, и это прекрасно.
Но в классе его первое время охватывает чувство беспомощности, и гордость иногда колко напоминает, что раньше он был лучшим в своей профессии, а теперь — самый заурядный. Другие преподаватели и Розита твердят обратное, и месье Мерант из вежливости соглашается с ними. Со временем он чувствует себя увереннее и больше не стремится хватать звёзды с неба. Некоторые учителя остаются непревзойдёнными. Этель Маури — одна из них.
***
— Надеюсь, ты не танцовщица? — говорит Мерант, помогая подняться неловко упавшей девице. На ней балетная пачка, но в классе её ни разу не было. Мало ли что.
— Танцовщица.
— Кто бы мог подумать. Возвращайся в класс.
— Хорошо!
Руки у девицы грубые, после падения к ладоням прилип песок. Сотни раз ругаешь учениц за то, что не вытирают ноги при входе, а им хоть бы что. Раздражение месье Меранта нарастает, сегодня он будет стесняться в выражениях ещё меньше, чем обычно. Они заслужили.
Хотя на самом деле заслужил он.
Ведь он и вправду виноват в том, что случилось?
— Вот величайший балетмейстер всех времён, — нараспев произносит Вокорбей, чьи туфли, к счастью, начищены до блеска. — Талантливейший хореограф во Вселенной и за её пределами. Красавец. Он гордец. Силач. Просто богатырь. Настоящий ле мужик!
— Вы что-то от меня хотели?
— Как ты угадал? Да! Я записал в твой класс Камиллу ле О.
Месье Мерант вздыхает. Просто повторить то, что сделала мадам Маури. Выгнать девицу после первого занятия.
— Спасибо.
Он не оставит ей ни единого шанса. Ни одного на пребывание здесь, в этих стенах. Здесь не властна магия денег, магия рёбрышек, и как бы сильно ле О ни нужна была роль Клары в «Щелкунчике», она её не получит.
Лицом девица совсем не похожа на мать. Вероятно, уродилась в барона. Она куда стройнее, чем Реджина в её годы, и энергичнее, но ни о каком балете речи идти не может. Шпагат даётся ей неимоверным усилием.
— Занятие окончено, и покидаешь нас сегодня ты. У тебя энергия пули, но лёгкость замученного слона. Так что топай.
Камилла трогается с места, но тут раздаётся стон девицы, застрявшей на шпагате. «Вы сказали, выгоняют по одной в день». Хорошо же. До следующего смотра. И уж тогда точно «пока».
Как досадно вышло. Не удалось выгнать после первого занятия.
***
Второе занятие. Она всё ещё самая слабая в классе, но как изменились её движения! Лёгкость замученного слона сменилась лёгкостью пёрышка, словно…
Мерант запрещает себе думать об этом.
Но не может.
За одно занятие такого прогресса добивались только на уроках мадам Маури. Это требовало таланта и усердия ученицы, но теоретически было возможно.
Откуда у Реджины ле О, не потрудившейся нанять дочери учителей, появилась возможность обучить её по старой, почти забытой программе?
Ответ один: Одетта.
Неужели толстая Реджина образумилась и теперь платит Одетте, как учителю? Быть не может… Как Одетта согласилась преподавать? Её как-то заставили? Или…
Вообще-то ребёнок ни в чём не виноват. Конечно, мало шансов, что Реджина не вырастила свою копию, но если это так и Одетта приняла эту девицу? Пустила в свой мир, куда никому не было хода?
Это подобно чуду. И Меранту хочется ещё раз увериться в том, что он видит. Для острастки он выгоняет ту, что стоит рядом с Камиллой, заставляя богачку понервничать, и усиленно делает вид, что не замечает её.