Молния расколола Небеса надвое. От грома, многократно усиленного эхом, Тигель вжался в кресло и прикрыл ладонями рвущиеся барабанные перепонки.
Наконец настала тишина.
Дьявол лежал посреди комнаты в круге света. Затем гром заговорил:
– ТЫ ХОЧЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ?
– О да, Господи! Пожалуйста! Мне так жаль! Я за все прошу прощения, за все! И за ту шутку с яблоком, честно!
Стоявший на полке бюст Чарльза Дарвина разлетелся на мелкие осколки.
– Мне так жаль! Забери меня обратно, пожалуйста…
– ИДЕМ.
Дьявол исчез. Бушевавшая снаружи буря прекратилась.
Потрясенный Тигель поднялся с кресла. Шатаясь, он подошел к окну и посмотрел на быстро проясняющееся вечернее небо.
Затем из заката появилась Рука Света, поднятая в знак приветствия.
Тигель улыбнулся.
– Не стоит благодарности, сэр. Был рад помочь.
И он закрыл окно.
Разгадка
Этот рассказ я совершенно не помню. Был период, очень давно, когда я фонтанировал идеями, концепциями и сырыми фрагментами диалогов, чтобы посмотреть, не вспыхнут ли они волшебным образом и не превратятся ли в приличный рассказ или роман. Те, из которых ничего не вышло, были безжалостно отправлены в битоприемник (если вы знакомы с этим термином, то, вероятно, провели возле компьютеров столько же лет, сколько и я). Должно быть, я написал «Разгадку» между делом, а потом упорхнул, чтобы попробовать что-то еще.
– Золото? Или в этот раз речь идет о бриллиантах?
Пайкрафт резко обернулся.
– Что за…
Инспектор шагнул через крошечный люк в кабину пилота и неопределенно махнул рукой назад.
– Там достаточно большой парашютный отсек. Однако мне пришлось выбросить твой парашют, так что в твоих же интересах внимательно следить за полетом.
Пайкрафт вернул на место рукоятку управления.
– Да я с тебя шкуру спущу, – пробормотал он. – Мало было унизительного обыска в Лемэе, так ты и на мой частный самолет пробрался!..
– Может, уже заткнешься? – ласково предложил инспектор. – Мы здесь вдвоем, так что нет нужды изображать из себя «возмущенного гражданина». Тебе эта роль не идет. – Он закурил сигарету, решив из осторожности воздержаться от того, чтобы предложить одну Пайкрафту. – Йохан Пайкрафт, я задерживаю вас…
– За что? Ты ничего не докажешь.
– …за контрабанду.
– Какую еще контрабанду?
Рука Пайкрафта медленно соскользнула с сиденья к маленькому бронзовому огнетушителю.
– Пока не знаю. Однако за последие три недели ты на этих потрепанных самолетиках совершил пятнадцать перелетов через горы, внезапно у тебя появилось много денег, и ты – известный контрабандист. И вот я спросил себя: «Густав, откуда у него столько денег?» И я ответил себе: «Густав, дорогой, он просто вернулся к своему обычному занятию, только и всего».
– В Лемэе ты ничего не нашел.
Пальцы Пайкрафта обхватили огнетушитель.
– Точно! Вероятно, ты протащил контрабанду в самолет после обыска. Поэтому, будь так добр, разверни машину и…
Он быстро отступил в сторону, когда тяжелый огнетушитель пролетел через весь салон. Самолет резко накренился. Пытаясь его выровнять, Пайкрафт ухватился рукой за центр приборной панели.
Высоко на склоне заснеженной горы две маленькие фигурки склонились над слабо горящим костром.
Инспектор еще раз взглянул на останки самолета.
– Хорошо полетали…
– Лучше бы разбились. Если нас не добьет холод, то съедят волки.
Несколько мгновений они молча смотрели на костер.
– Что ж, – проговорил инспектор. – Теперь, я думаю, ты можешь мне сказать… Что за контрабанду ты перегонял?
Пайкрафт печально посмотрел на него.
– Самолеты, – ответил он.
Картина
Ну ничего себе! Как давно это было! Я очень рад, что никогда не пытался продать этот рассказ, но это еще один случай, когда я играл со словами, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Авторы периодически этим занимаются.
Это было далеко не лучшее произведение искусства.
Художник изобразил небо не тем цветом и, видимо, в попытке скрыть свою ошибку понаделал пятен. Перспектива, если можно так выразиться, была искажена. А подобную растительность не увидишь даже в самом жутком кошмаре. Словом, картина представляла собой некий сюрреалистический адский пейзаж.
Даже рама выглядела так, будто вот-вот развалится.
Тем не менее Джон повесил ее на одну из обитых войлоком стен своей камеры. Какой бы странной и страшной ни была картина, но все-таки она олицетворяла хоть какую-то связь с внешним миром; хоть какое-то напоминание о том, что существуют и другие вещи, кроме еды, сна и нерегулярных визитов врачей. Иногда эти врачи смотрели на него сквозь смотровые отверстия обитой войлоком двери и качали головами.