Он стремительно влился в зал, где стоял рояль и небольшой подиум с мягкими стульями. Там всегда во время светских приёмов играл маленький оркестр музыку Моцарта, Вивальди, Штрауса и множество других композиторов, оживляя этот мёртвый зал.
Льюис слышал быстрые шаги, которые приближались из разных коридоров. Говард сжал в руках рукоять пистолета и проскользил по паркету, попав под рояль, где расположился на спине, держа на мушке оба коридора. Как всегда, плану с минимальным количеством жертв не суждено было исполниться. Это не то, что огорчало Говарда, скорее делало его безразличным к происходящему, продолжая выполнять то, что он считал необходимым!
Шаги приближались, стуча своим звонам по вискам Льюиса, будто заставляя его пожалеть о том, к чему стремится и от чего не хочет отступать. Частичное сумасшествия и нежелание примириться с потерями провоцировали новые случайные жертвы и, пока, у них не было конца.
Говард выжал спусковой крючок, скользнув перед этим указательным пальцем в тактической перчатке по спусковой скобе. Лязг воронёной стали затвора и пули со стальным сердечником сбили одного охранника с ног, раздробив коленные чашечки и разорвав мениски. Секьюрити сбило с ног, и он распластался по полу, выронив из руки пистолет, который проскользил по паркету, а фонарик покатился к стене и только оборванный пулей крик, застыл в этом безжизненным зале. Из пробитой головы вытекало мозговое вещество вперемешку с кровью, и отблеск луны в этой мутной луже, оставил на душе Льюиса очередную царапину. Он понимал, что рано или поздно придёт и его время! Это было неизбежно! Всё зависело от того, что ему ещё приготовила судьба.
Говард сделал перекат, выкатившись из-под рояля и, встав на колено, встретил очередного охранника упреждающим огнём, снова выжав спуск. Гильза взмыла вверх и брякнулась о паркет, покатившись в сторону. Пуля навылет пробила правое запястье секьюрити и пистолет выпал из его руки. «Glock 17» упал на пол, и охранник бросил фонарик ориентировочно туда, откуда прилетела пуля, ранившая его в руку.
Льюис увернулся от фонарика и произвёл выстрел в пол рядом с секьюрити, который вытащил из бокового кармана выкидной нож. Лезвие блеснуло в темноте, а «SIG-Sauer» Говарда встал на затворную задержку, возвестив о том, что пора подумать о полном магазине. Однако, сейчас была проблема поважнее.
Кровь струилась по руке охранника, и он сделал выпад в сторону Льюиса, но он отбил тычковый удар левой рукой в сторону и врезал секьюрити в район паха и добавил рукоятью пистолета по лбу. Пульсация сонной артерии не отвлекала Говарда, скорее возвращала ему силы от очередной дозы адреналина в крови. Потом будет трещать голова, ныть грудь и болеть душа, но это будет потом, когда тишина и безмолвие придёт к нему, чтобы вершить над ним собственное правосудие.
Льюис нажал на кнопку выброса магазина на пистолете и сунул его в небольшой универсальный подсумок слева на комербанде. Он сменил магазин с пустого на полный и спустил рычаг затворной задержки. Левая рука Говарда стала поднимать охранника, который был в нокдауне и не в силах его оказывать какое-либо существенное сопротивление. Говард поставил его на колени и глушитель пистолета ткнулся в его короткостриженый затылок.
— Хватит дрожать, как селёдка, после вылова! Лучше отведи меня к своему хозяину! Это не просьба. Живо! — схватив охранника за шиворот и подняв его на ноги, жёстким, но не громким голосом, произнёс Льюис. Глушитель снова воткнулся в затылок секьюрити, который продолжал бороться с собственным страхом, пытаясь оценить прошедшую жизнь с разных проекций, чувствуя, что ещё хочет пожить.
— Хорошо, хорошо, — дрожащим голосом произнёс охранник и, стараясь не делать резких движений, повёл Говарда вперёд.
Льюис знал, что секьюрити сейчас думает только о своей шкуре и он не собирался становиться бессмысленной очередной жертвой этой ночи. Говард положил левую руку на его левое плечо. Это был больше психологический приём, нежели «полуфабрикат» для «живого щита». Однако, Льюис не знал, что ждёт его в следующую секунду, а пугало его то, что ему было абсолютно всё равно. Огорчало Говарда лишь одно: то, что его простая искренняя мечта никогда не исполнится…
Секьюрити продолжал вести Льюиса вглубь второго этажа, чьё внутреннее убранство было сложно оценить какой-то определённой суммой. Множество картин и скульптур, антиквариат, старинные часы разных эпох и даже те, где для работы присутствовала обычная вода. Пусть точность подобных механизмов оставляла желать лучшего, но их ценность и цена от этого не падала.